Метанойя

— Я заблокировал все центры боли вашего тела. Конечно, это не совсем научное объяснение, зато доходчивое. Да и наука здесь, откровенно говоря, совершенно ни при чем. Но, согласитесь, теперь мы можем с вами спокойно поговорить.

Николай машинально кивнул головой и замер в ужасе, ожидая приступа боли. Но боли не было. Голова была чистая и ясная.

— Вы этот, как его, экстрасенс? — вспомнил Немирович модное сейчас слово.

Незнакомец хохотнул:

— Д-а-а, люди во все времена стремились подогнать всё непонятное под понятные схемы. И добились в этом, надо сказать, впечатляющих успехов. Вот, вы сказали "экстрасенс" и, вроде, всем всё понятно. Хотя на самом деле это слово вообще ничего не объясняет. Знаете, есть у американцев такая статистика, согласно которой люди не понимают от 30 до 50 процентов вещей, о которых говорят.

— Ох, уж эти американцы, вечно что-то придумают, словно больше заняться им нечем, — ответил Николай. — Но какая-то правда в этом, конечно, есть. Я, если честно, не верю ни в экстрасенсов, ни экстрасенсам. Жулики они, на мой взгляд. Но то, что вы сейчас сделали, ничем другим объяснить пока не могу.

— Ну и ладно, пусть будет экстрасенс, — покладисто согласился Александр Валерьевич, — так, что, вы готовы к разговору?

— И о чем же будет наш разговор? — поинтересовался Николай, оглядывая взглядом палату, все кровати в которой были пусты. — А где, кстати, остальные больные?

— Я попросил их погулять полчасика, — не стал скрывать укротитель боли, — чтобы ничто не мешало нашему общению.

Немирович только хмыкнул, но не удивился:

— Вы, наверное, из конторы?

— Вы имеете в виду милицию или КГБ? Нет, что вы, я вообще не имею отношения к правоохранительным структурам. Я, так сказать, по другому ведомству служу. Но это сейчас совершенно неважно.

— А что сейчас важно? — машинально спросил Николай.

— Сейчас нам важно определиться с вашим, Николай Вениаминович, будущим.

— С ним-то, что не так? — пробурчал Немирович.

— Да всё не так, — пожал плечами "экстрасенс".

— А нельзя ли конкретнее? — отчего-то раздраженно повысил голос Немирович. Казалось бы, человек пришел, хочет что-то предложить, да и помог уже — боль снял. Вот только десять лет лагерей крепко вбили в голову Николая понимание того, что, если тебе что-то дают бесплатно, то потом обязательно сдерут три шкуры.

Но незнакомец, казалось, не обратил никакого внимания на его раздраженный тон и спокойно ответил:

— Можно и конкретнее. У вас перебиты обе коленные чашечки — вдрызг, их уже не соберешь. У вас отбиты все внутренности, продолжается внутреннее кровотечение, о чем ваши врачи еще не ведают. А если бы даже знали, вряд ли чем-то смогли помочь. Поскольку, если даже предположить чудо, и вас прямо сейчас срочно самолетом переправить куда-нибудь в Германию, где лучшие хирурги сделают вам ряд очень дорогостоящих операций, то вы все равно останетесь инвалидом на всю жизнь. Здесь же вам и этого не светит. Скорее всего, к утру вы умрете. — Он задумался, внимательно вгляделся во что-то над головой Немировича, и добавил: — Примерно, часа в четыре утра.

— Ну, слава Богу, хоть одна приятная новость, — скривился Николай.

— Однако есть возможность воспользоваться вторым шансом, — как-то спокойно, но очень убедительно произнес Александр Валерьевич.

— Что это значит?

— Это значит, что вы умрете, но ваша сущность или сознание — неважно, как это называть, вернется в ваше же тело в 1986-м году.

— Извините, но не вижу в этом никакого смысла, — почему-то не удивившись самому такому предложению, но обдумав его со всех сторон, ответил Немирович, — опять тюрьма на предстоящие семь лет, а закончится всё так же, в этой кровати.

— Не торопитесь отказываться, Николай Вениаминович, я не стал бы вам предлагать просто еще раз прожить все эти годы. В этом действительно нет никакого смысла. Это было бы даже похоже на издевательство. — Он хмыкнул. — Но дело в том, что там, в прошлом, сейчас сформировалось нечто вроде оппозиции политике Перестройки, и эти люди занимают очень большие посты в государстве. Они сумели даже Горбачева переманить на свою сторону. Поэтому, у них есть неплохой шанс на то, что история пойдет немного иначе и Перестройка закончится с несколько другим результатом.

— Странные вещи вы говорите, — аналитический ум Николая откликнулся быстро, — прошлое — это то, что уже прошло. Перестройка случилась так, как случилась, это объективный факт. И то, что уже прошло, изменить нельзя именно потому, что оно прошло.

— Совершенно верно! — улыбнулся Александр Валерьевич, — сразу чувствуется ясность ума и безупречная логика! Но есть одно "но". Это для вас сейчас перестроечные годы — прошлое. Согласитесь, что если вы вновь там окажетесь, то прошлое станет настоящим, а настоящее — будущим. А будущее изменить можно, это не нарушает никаких законов и, более того, каждый человек для себя его постоянно меняет, — хитро усмехнулся странный собеседник.

Николай задумался.

— А что будет с тем, что сейчас? Это куда денется?

— Никуда не денется, куда может деться то, что еще даже не произошло?