Читаем Метасюжет в театре Островского полностью

«Шутники» и вновь «бедная невеста», даже две, две дочери ходатая по делам, из бывших чиновников (заметим в скобках, что амплуа «бедной невесты», как правило, предполагает у Островского недостачу одного из родителей — до сих пор, за исключением «В чужом пиру похмелье», это семейство составляли мать и дочь). Впрочем, невестой считает себя одна, младшая, жених ее, чиновник из мелких (тип «слабого героя»), испытывает денежные затруднения, грозящие ему судом и потерей места, и сюжет, уже свернувший на путь драматических осложнений, удерживает на самом их краю наличие старшей дочери, натуры самоотверженной и альтруистической, к которой и обращается с брачным предложением (одновременно выдавая недостающую сумму) старик–купец. Анна Павловна соглашается, не колеблясь ни минуты, и тем самым принимает на себя роль «бедной невесты», освобождая от нее сестру. У Насти из «Не было ни гроша, да вдруг алтын» (мы позволили себе единственный раз нарушить хронологический принцип, перешагнув сразу через десяток пьес и из 1864 в 1872 год) будет такой же малонадежный поклонник, испытывающий аналогичные денежные затруднения, но не будет ни нежного отца (вместо него чудовище скупости в лице ее дяди), ни самоотверженной сестры, и поэтому «солидная личность» (заменяющая здесь купца Хрюкова) именно к ней обратится со своим предложением (к тому же отнюдь не брачным — впрочем, Хрюков также поначалу звал Анну Павловну в экономки) и именно ей придется его принимать. Спасет ее от судьбы содержанки только неожиданное самоубийство дядюшки и найденные в его лохмотьях сокровища (отметим, что параллельно этому сюжету разыгрывается во взаимоотношениях мещанского сына и купеческой дочери история «богатой невесты», представленная почти в фарсовом ключе).

«На бойком месте» — одна из немногих комедий Островского, совершенно не ложащаяся ни в одну из основных схем. Любовная коллизия не осложнена здесь никакими привычными для драматургии Островского препятствиями: даже очевидное социальное неравенство помещика и сестры содержателя постоялого двора никем, ни самими главными героями, ни их окружением как препятствие не воспринимается. Препятствия возникают вследствие оговора: очень редко встречающийся у Островского ход (будет еще только один случай его использования) и не собственно комедийный.

«Пучина» — это трагедизированный вариант «Доходного места». Здесь нет параллельной семейной пары, нет истории «бедной невесты», разыгранной в верхах (семейством Вышневских), но зато основной сюжет распространяется на два поколения, охватывая, собственно, всю жизнь главного героя. Кисельников — это тот же Жадов, но Жадов, не удержавшийся в конце концов от бесчестного поступка. Глафира — та же Полина, но без ее невинности и любви к мужу (т. е., скорее, Юленька, чем Полина), а ее отец повторяет путь Большова из «Свои люди — сочтемся!» к злостному банкротству и нищете (лишь в отличие от своего предшественника не ограблен зятем, но сам грабит его). Заканчивается «Пучина» «Шутниками»: в последнем акте друг юности Кисельникова принимает на себя роль Хрюкова, а дочь Кисельникова — роль Анны (тем самым вновь проигрывается сюжет «бедной невесты»), «На всякого мудреца довольно простоты» возвращает нас к схеме «богатой невесты». Разница с большинством предыдущих манифестаций того же сюжета возникает благодаря тому, что здесь все действующие лица принадлежат к более или менее однородной социо–культурной среде и, следовательно, между ними нет каких-либо барьеров, кроме имущественных (соответственно, все мотивировки носят чисто меркантильный характер — сильного чувства нет даже между Машенькой и Курчаевым). Во–вторых, схема реализуется посредством сюжетного удвоения: искатель приданого ухаживает одновременно за потенциальной невестой и за женой своего родственника и покровителя (мотив «богатой любовницы» Островский в дальнейшем будет активно использовать). И наконец, в–третьих, преследование сюжетных целей осуществляется с помощью тщательно разработанной и разветвленной интриги (впервые у Островского).

«Горячее сердце» является вариацией одновременно двух пьес: «Бедность не порок» и «Не в свои сани не садись» (т. е. в основе здесь лежит схема «богатой невесты»). С первой ее объединяет характер отношений отец/дочь (деспотических) в семье героини, а также нравственный тип и социальное положение героя (приказчик у отца возлюбленной); со второй — ошибка чувства героини, которая поначалу избрала недостойный предмет (Вася Шустрый как очередное воплощение типа «слабого героя») и лишь затем, наученная горьким опытом, обратила любовь по надлежащему адресу. Дополнительно усложняет сюжет параллельная ему (и отчасти его пародирующая) любовная линия приказчик— жена хозяина, где вновь, как и в предыдущей пьесе, используется мотив «богатой любовницы».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение