Метель

«Зильберштейн поди проклинает меня. А что делать? Здесь даже телефона нет. Зимой не работает! Бред! Девять, нет, уже восемь верст. Рядом почти… Сразу и привью, ничего страшного, что задержка…»

Впереди показалась березовая роща.

— А ну, ходчей! — зачмокал Перхуша и присвистнул. — Ход-чей! Ход-чей!

Лошадки послушно прибавили.

В рощу въехали на полном ходу. Березовые стволы окружили дорогу.

— Хороша роща, — пробормотал доктор.

— А? — повернулся к нему Перхуша.

— Роща хороша, говорю.

— Хороша. Токмо руби.

Доктор усмехнулся:

— Зачем рубить-то? И так красиво.

— Красиво, — согласился Перхуша. — А долго не устоит. Все одно срубят.

Пошел снег. Сперва редкий, а как проехали рощу — повалил густой, крупный.

— Ну вот и дождались! — засмеялся Перхуша.

Дорога шла через поле, но вешек никаких не было. И следов от полозьев на дороге — тоже. Поле лежало впереди, терялось в снежном буране, только торчали из-под снега переросшие травы да редкие кусты.

Проехали полверсты и сбились, самокат пошел по глубокому снегу.

— Пр-р-р! — Перхуша натянул вожжи.

Лошади встали.

— Пойду дорогу гляну… — Перхуша слез, взял кнут и пошел назад.

Доктор остался один сидеть в самокате. Снег валил хлопьями, словно и не было до этого никакого затишья. Лошади в капоре пофыркивали, цокая копытцами.

Прошло минут десять, и Перхуша вернулся:

— Нашел!

Он развернул самокат, правя его по своим следам, а сам пошел рядом, размашисто шагая по глубокому снегу.

Выползли на дорогу. Но доктор никогда бы не сказал, что это дорога, только Перхуша мог различить ее в снежном поле.

— Барин, шибко не поедем, а то в однораз собьемся! — крикнул Перхуша, вытирая от снега лицо.

— Как надо, так и езжай, — ответил доктор. — А что полоз?

— Пока держится. Я ж приколотил гвоздями.

Доктор одобрительно кивнул.

Медленно поехали по дороге. Перхуша правил, вглядываясь вперед. Снег валил и ветер усилился, задул в лицо, заставил и ездока и возницу заслоняться от него.

Доктор сидел с поднятым воротником, закрывшись полостью по самые глаза. Но снег лез и в самые глаза, под пенсне, норовил забиться в нос.

«Проклятье… — думал доктор. — Вешки не ставят на дорогах… Подсудное дело, если разобраться… Никому не нужно… ни дорожной управе, ни лесникам, ни объездчикам… Чего проще — нарубить телегу вешек по осени, вбить через полверсты хотя бы, лучше и почаще, конечно, чтобы зимой люди ездили спокойно… Блядство это… форменное блядство…»

А спереди наползало и наползало бесконечное, бескрайнее поле, словно ничего другого и не осталось на земле, кроме него, кроме этих убогих кустов и охвостьев бурьяна.

— До Старого Посада доползем, а там легче пойдет! — крикнул Перхуша.

«Как же он примечает эту дорогу? — удивлялся доктор, прячась от метели. — Чутье, наверно, профессиональное…»

Но вскоре снова сбились.

— Ах, засади тя… — спешился Перхуша.

И снова пошел назад, тыча в снег своим кнутиком. Доктор сидел, как снеговик, заносимый метелью и лишь стряхивающий снег с пенсне и носа.

Перхуша отсутствовал долго, доктор уже трижды подумал, а не пальнуть ли в воздух из револьвера, лежащего в одном из его саквояжей.

Перхуша вернулся совершенно измученный, полушубок на его груди был распахнут, лицо раскраснелось.

— Ну как, нашел? — спросил доктор, шевелясь и стряхивая с себя куски снега.

— Нашел, — тяжело дышал Перхуша. — Да сам чуть не заплутал: не видать ничего…

Он зачерпнул с самоката снегу, схватил губами, зажевал.

— И как же мы поедем?

— Потихоньку, барин. Бог даст, до Посада доберемся. А там путь широкай, наезженнай.

Перхуша чмокнул губами. Лошади нехотя заскребли копытами по протягу. Самокат не трогался.

— Ну, чего вы? У мельника зоб наели? — корил их Перхуша.

Самокат еле дернулся.

Доктор слез, в сердцах стукнул кулаком по капору:

— Пошли!

Лошади фыркнули, чалый заржал своим пронзительным голоском. И заржали другие.

— Не надобно пужать, — недовольно сказал Перхуша. — Они у меня не пужанны, слава Богу.

Он поддернул вожжи, зачмокал:

— Ну, ну, ну…

Самокат с трудом тронулся, Перхуша, держась за правило, уперся другой рукой в капор, налег. Доктор уперся в спинку.

Самокат поехал. Перхуша вырулил его, но вскоре остановил, отер лицо:

— Ничо не видать… Барин, вы б пошли впереди по следам моим, а то править неясно.

Доктор пошел вперед по оставленным Перхушей следам. Снег быстро заметал их, ветер дул доктору в лицо. Следы тянулись прямо, потом стали забирать правей и пошли, как показалось доктору, по кругу.

— Козьма! След назад идет! — крикнул доктор, заслоняясь от ветра.

— Это я плутал тутова! — закричал Перхуша. — Бери левей, ступай прямо!

Доктор взял левей и вдруг провалился по пояс в снег. Он заворочался, чертыхаясь и охая, в яме, полной снега. Самокат чуть не наехал на него. Перхуша остановил лошадей, помог доктору выбраться.

— Угораздило… Проклятье… — бормотал доктор.

Ветер, словно издеваясь над ними, задул сильнее, швыряясь снегом.

— Надо же… — доктор встал, опираясь на Перхушу.

— В буерак черт столкнул! — крикнул ему в ухо Перхуша. — Ходи скорей, пока следы не замело! Они там, спереди!