Метель

Пока валежник прогорал, доктор и возница успели согреться. К доктору вернулась та бодрость, которую он обрел у витаминдеров, он был готов ехать и дальше, бороться с метелью. Перхуша же, посидев у огня, наоборот, стал задремывать и совсем никуда не торопился.

— Где дорога? — спросил его доктор, вставая.

— А вон там… — полуприкрыв глаза и опустив голову, пробормотал Перхуша.

— Где? — не расслышал доктор.

Перхуша показал правее от носа самоката.

— Поехали! — решительно приказал доктор.

Перхуша нехотя приподнялся. Ветер разбросал последние горящие прутья. Доктор стряхнул набившийся снег с сиденья, хотел было сесть, но, увидев, что Перхуша упирается в спинку сиденья, чтобы сдвинуть самокат с места, стал помогать ему.

— Но, но, н-н-о! — слабо выкрикивал Перхуша, упираясь.

Лошади взяли еле-еле. Самокат тронулся и пополз так медленно, словно лошадей в капоре и не было вовсе, а только два человека сзади пихают его в изрубленную топором спинку.

— А ну! А ну! А ну! — прикрикивал Перхуша.

Самокат полз все так же медленно. Перхуша бросил толкать, смахнул снег с капора, открыл его.

— Вы чего? — спросил он с обидой в голосе.

Лошадки, завидев своего хозяина, вразнобой загреготали. По их голосам было ясно, что они подустали и подзамерзли.

— Аль я вас не кормил? — Перхуша, скинув рукавицу, прошелся ладонью по спинам лошадей. — Аль не холил вас? Вы чего это? А ну! А ну! А н-ну!

Он стал подталкивать лошадей рукой. Лошади вскидывали головы, скалились, грегоча, косились на хозяина.

— На вас надёжа вся, захребетныя, — гладил их Перхуша. — Тут осталось-то раком доползти всего ничего, а вы сачкуете. А ну, а ну, ан-ну!

Он похлопывал лошадей по спинам.

Доктор принялся делать гимнастику, махая руками. Перхуша наклонился, сильно всунулся в капор, совсем нависнув над спинами лошадей, чуть не касаясь их лицом:

— А ну, а ну, а н-ну!

Лошади вскинули морды, насколько позволяли хомутики, стали ржать и хватать губами это лицо.

— Поговори, по-го-во-ри! — осклабился Перхуша.

Дружное ржание наполнило капор. Лошадиные мордочки тянулись к хозяину, заиндевелые носы лошадей тыкались в щеки и нос человека, тормошили клочковатую редкую бородку. Перхуша привычно резко дул на них, словно отгоняя. Но это лишь сильней раззадоривало лошадок. Чалый, вскинувшись сильнее других, чуть не сворачивая хомут, дотянулся, осклабился и схватил зубами хозяина за носовую перегородку.

— Ах, ты, — щелкнул его по спине Перхуша.

Лошади греготали.

— Ну вот, ну вот, — одобрительно зашлепал их руками Перхуша. — Не по-мертвому! И без всякого!

Подмигнув лошадкам, он закрыл капор, выпрямился и с силой хлопнул в рукавицы, подбадривая себя:

— Пошла! Пошла!

Доктор, часто дыша от гимнастики, схватился за спинку:

— Пошла!

Перхуша забежал с другого бока, схватился за исковерканное топором дерево:

— Пошла-а-а!

Самокат тронулся, пополз наперекор метели.

— Пош-ла! — рычал доктор.

— Пошл-а-а-а! — сипел Перхуша.

Самокат полз по снегу, как катер по воде, Перхуша правил даже не по еле различимым следам своим, а просто по своей непреклонной уверенности, что дорога — там, впереди, и промаха не будет.

Они выехали на дорогу.

— Садитеся, дохтур! — крикнул Перхуша.

Доктор влез на ходу, плюхнулся на сиденье. Перхуша еще некоторое время подталкивал самокат, потом вскочил и сам, уселся, держась за правило.

Самокат ехал по занесенной дороге.

Вдруг что-то произошло на беспросветном темном небе, и путешественники различили впереди поле, кусты, черную полосу леса справа, а слева два больших, одиноко стоящих в поле дерева. На все это падал различимый снег.

Доктор и Перхуша подняли головы: ущербленная, но яркая луна показалась в облачном просвете. И стало видно, что небо налилось темно-синим, разрывая серые громады облаков.

— Слава Тебе, Господи! — пробормотал Перхуша.

И словно по чудесному мановению невидимой руки летящий снег стал прореживаться, ослабевать и вскоре иссяк вовсе. Только ветер порывистый стелился поземкой по полю и по дороге, качал придорожные кусты.

— Улеглася, барин! — засмеялся Перхуша и толкнул доктора локтем в бок.

— Улеглась! — радостно качнул малахаем доктор.

Тучи еще наползали на луну, но уже чувствовалось их бессилие. Их быстро сносило с неба. И вскоре снесло вовсе. Засверкали звезды, луна осветила все вокруг.

Метель перестала.

Занесенная дорога стала хорошо видна, лошади тянули, самокат полз, шурша полозьями по свежевыпавшему снегу.

— Вот и нам повезло, барин! — улыбался Перхуша, поправляя шапку. — Кому повезет — у того и петух снесет.

Доктор хотел было на радостях закурить, но передумал: ему сделалось хорошо и без папиросы.

Вокруг стало удивительно прекрасно.

Чистое ночное небо раскинулось над огромным снежным полем. Луна единовластно сияла на небе, мерцала в мириадах совсем недавно упавших снежинок, серебрила заиндевевшую рогожу на капоре, Перхушину рукавицу, сжимавшую правило, малахай, пенсне и пихор доктора. Высокие звезды высокомерно посверкивали алмазной россыпью. Морозный, несильный ветер налетал справа, принося запах глухой ночи, свежего снега и далекого человеческого жилья.