Читаем Метель полностью

Метель

В спокойные учебные дела кадетов Морского корпуса внезапно вторгается взрослая жизнь, суровая и грозная. В тиши столичной и провинциальной жизни плетется заговор, который непременно заденет очень многих. А на дворе осень 1825 года, и до 14 декабря уже недалеко.

Виктор Некрас

Историческая литература / Документальное18+

Виктор Некрас

Метель

Недоросль – молодой дворянин, не достигший совершеннолетия и не поступивший еще на государственную службу.

«Толковый словарь русского языка»


под редакцией Д.Н. Ушакова


Ваша воля исполнена: я – император, но какою ценою, Боже мой! Ценою крови моих подданных.

Император Николай I


Письмо Константину Павловичу


(14 – 16 декабря 1825)


Но все-таки они еще щенки, а щенок готов утопиться, лишь бы укусить луну в воде.

Редьярд КИПЛИНГ «Книга джунглей»

Глава 1. Все дороги ведут…


1


От угольного дыма першило в горле.

Пароход (русское слово уже прочно вошло в морской обиход, напрочь вытеснив модные иностранные «пироскафы» и «стимботы») «Елизавета» бодро шлёпал плицами через Маркизову лужу1, выгребая против ветра – сразу же по выходу из Кронштадта потянул ост-зюйд-ост, и матросы торопливо побежали по вантам, сворачивая парус, а потом из трубы густо повалил дым, проснулась, зачухала где-то в глубине бывшей тихвинской барки машина, колеса с натугой провернулись раз, другой и потом заработали с мерной настойчивостью, словно часовой механизм.

Влас покосился на подвязанной к рее парус – не оседает ли на нём угольная копоть. Труба на «Елизавете» была одновременно и мачтой, и идти сразу и машиной и парусом она никак не могла. Известно ведь, угольная копоть штука такая – въестся намертво и ничем её потом не выбьешь, не выведешь. Но рею из-под парусинового навеса над палубой (кажется, во Франции подобные навесы зовут маркизами – не на флоте, конечно), прикрывающего сиденья (язык не поворачивался назвать их морским словом – банки) с пассажирами от солнца или дождя, видно не было. А вытягивать шею или вставать не хотелось. Тем более, что справа ноги кадета Смолятина упирались в поставленные одна на другую две громоздких корзины, которые внёс при посадке на палубу дюжий слуга в ливрее – сейчас он сидел у самого борта за спиной у Власа, поодаль от чистой публики, а корзины стояли под присмотром его хозяйки – тучной дамы на пятом десятке в мантилье и широком капоре. Она то и дело косилась на окружающих пассажиров и укоризненно поджимала губы. Влас не знал, что находится в её корзинах (они были закрыты плетёными крышками) и знать, в общем-то, не хотел, но судя по тому, что дама не согласилась сдать их в трюм и не доверила даже собственному лакею, должно быть, везла она что-нибудь ценное. А может и наоборот – сущую чепуху, о которой думала сама, что это невероятная ценность.

Кают на «Елизавете» не было – большое неудобство, если подумать. Впрочем, даже на шести узлах хода, хоть машиной, хоть под парусом, пароход будет в Галерной гавани уже через три часа после выхода из Кронштадта. При таком близком расстоянии каюты на пароходе и вправду ни к чему.

Корзины можно было бы обойти, но спереди проход загораживал обшитый серой парусиной чемодан, достаточно большой, чтобы его хозяин, господин средних лет в статском (жемчужно-серый сюртук, такая же крылатка нараспашку и чуть сбитый на затылок боливар, обтянутый пепельным шёлком) не мог засунуть его под банку, как это сделал со своим рундуком Влас. Господин был по какой-то причине без слуги, хотя по его виду нельзя было сказать, что он терпит какие-то денежные затруднения либо не владеет ни одной крепостной душой, в отличие от Власа или хоть кого из его семейства, к примеру, хоть отца с матерью взять, хоть брата Аникея, хоть и его самого, кадета-второгодку. Старичка, – подумал Влас с усмешкой.

Впрочем, быть старичком ещё предстояло научиться. После того, как зимой сменился директор, и место Петра Кондратьевича заступил адмирал Рожнов, кадет и гардемаринов развели по разным ротам, собрав их по возрастам. И теперь цукнуть баклажку старшим стало труднее, чугунному пришлось бы заглянуть для этого в другую спальню. Цук, разумеется, от этого не прекратился, но значительно уменьшился, отчего вторая половина учебного года для Смолятина и его ровесников показалась гораздо легче первой. Что-то будет теперь?

Он прерывисто вздохнул и, чтобы отвлечься, вновь покосился на трубу, даже чуть наклонился, чтобы поднырнуть взглядом под край маркизы.

Дама рядом вновь поджала губы и окатила Власа таким подозрительным взглядом, что она миг ощутил себя бульвардье, уличником – вроде Яшки-с-трубкой.

– Что ты там пытаешься высмотреть, кадет? – насмешливый голос заставил его вздрогнуть и бросить взгляд влево.

Старший лейтенант смотрел пытливо и с интересом, чуть надвинув на лоб фуражку, глаза посмеивались.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Заморская Русь
Заморская Русь

Книга эта среди многочисленных изданий стоит особняком. По широте охвата, по объему тщательно отобранного материала, по живости изложения и наглядности картин роман не имеет аналогов в постперестроечной сибирской литературе. Автор щедро разворачивает перед читателем историческое полотно: освоение русскими первопроходцами неизведанных земель на окраинах Иркутской губернии, к востоку от Камчатки. Это огромная территория, протяженностью в несколько тысяч километров, дикая и неприступная, словно затаившаяся, сберегающая свои богатства до срока. Тысячи, миллионы лет лежали богатства под спудом, и вот срок пришел! Как по мановению волшебной палочки двинулись народы в неизведанные земли, навстречу новой жизни, навстречу своей судьбе. Чудилось — там, за океаном, где всходит из вод морских солнце, ждет их необыкновенная жизнь. Двигались обозами по распутице, шли таежными тропами, качались на волнах морских, чтобы ступить на неприветливую, угрюмую землю, твердо стать на этой земле и навсегда остаться на ней.

Олег Васильевич Слободчиков

Роман, повесть / Историческая литература / Документальное