– Теперь и ехать придётся медленно, постоянно сдерживая лошадей, чтобы не растрясти нашего болящего, – недовольно вздохнул Давыдов. – Давай, Пьер, подбрось в печку новых дровишек. Там, в плетёной корзине с поленьями, найдёшь чугунную короткую кочергу. Прежде, чем подбрасывать дрова, кочергой хорошенько повороши-переверни угли…. И, пожалуйста, не увлекайся. Три-четыре дровины, не больше! Я же пойду к лошадкам: успокою их – как смогу – накормлю, поправлю упряжь…
Оперативно справившись с заданием, Пётр аккуратно прикрыл печную дверку, опустил стальную щеколду в паз, положил кочергу обратно в ивовую корзинку и, подбадривающе подмигнув тихонько постанывающему Антипу, вылез из повозки.
Серые и скучные облака ушли куда-то – в полную и загадочную Неизвестность. Над головой висело бездонное, ярко-голубое небо. Светло-жёлтые лучики зимнего солнышка весело отражалось от идеально-белого снежного покрова. Заметно подмораживало.
«Где-то минус шесть-семь градусов будет», – предположил Петька. – «Даже тепло – для января-то месяца…. Января? Вот именно! Сейчас у нас на дворе стоит – без всяких сомнений – январь 1812-го года…».
Давыдов увлечённо, но при этом и максимально осторожно, выковыривал из нежных ноздрей коренной лошадки нежно-сиреневые и мутно-белые сосульки. Рядом с ним на снегу лежал обычный тёмно-серый мешок, заполненный чем-то на одну четверть, и несколько кожаных чехлов с длинными ремешками.
«Похоже, что процесс кормления тягловых животных завершён», – сообщил прозорливый внутренний голос. – «В мешке, наверняка, находится отборный овёс. А кожаные чехлы с длинными ремешками – это специальные «кормушки». В них и засыпают означенный отборный овёс, а потом подвешивают на конские морды…. Ничего хитрого! В двадцать первом веке такие «кормушки» тоже широко применяют. Только шьют их, как правило, из плотного брезента. Да и вместо овса применяют всякие хитрые зерновые смеси, приготовляемые по научным зарубежным рецептам…».
– Балуй мне! – ласково покрикивал Денис на лошадь. – Вот же, егоза непоседливая! Ерунда, понимаешь, ерундовая. Ну, постой спокойно минутку, осталось совсем чуть-чуть…
– Мои дальнейшие действия, господин подполковник? – с долей иронии поинтересовался Пётр. – Покорно жду ваших дружеских инструкций и приказаний.
– Прекращай-ка выкать и блистать красноречием избыточным, дурилка гусарская, – беззлобно посоветовал Давыдов. – Инструкции, приказы…. Позабудь на короткое время! По приезду в Вильно тебе ещё напомнят про них. Причём, так напомнят, что тошно станет, захочется лезть на стенку и выть лесным голодным волком…. Кстати, о лесных волках! Тут меня один старинный приятель-собутыльник пригласил на охоту. И на волков, и на медведя. Ты как, Бурмин, поучаствуешь?
– Не знаю, право. Не знаю…. Я же говорил, что у меня имеется одно очень важное дело….
– Которое – нежной сердечной направленности? Помню, помню. Готов, так сказать, помочь и всенепременно посодействовать. В Жабино всё расскажешь подробно, вместе покумекаем – как и что…. А после, когда разберёшься с прекрасной и трепетной наядой, составишь мне компанию? Чего молчишь-то, братец? На толстощёкую физиономию, понимаешь, навесил маску философской задумчивости. Ладно, потом потолкуем по душам…. Что будем делать сейчас? Я, например, буду править лошадьми…. Или ты горишь непреодолимым желанием – сесть на облучок с кучерским кнутом в руках?
– И я могу, – широко и сладко зевнул Петька, которому за тринадцать с половиной лет «реконструкций» доводилось раз пять-шесть управлять конными повозками. – Почему бы и нет? Только, вот, засыпаю прямо на глазах. Задремлю ещё ненароком, сверну куда-нибудь не туда. Лошадки, опять же, незнакомые…
– Вот-вот! Тогда не бухти по-пустому и иди себе в возок. За Антипкой хорошенько присматривай, придерживай его на крутых поворотах, чтобы, часом, не слетел со скамьи и не зашиб раненное плечо…. Иди, иди. Стой! А овёс и кормовые мешки – кто заберёт? Запихай данные причиндалы под лавку, где Антип сидит. Только аккуратно, пожалуйста, без обычной гусарской безалаберности!
До жабинского постоялого двора они доехали часа за полтора. Возок остановился, и в этот момент Пётр понял-осознал, что бесповоротно и окончательно засыпает…. Навалилась бесконечно-смертельная усталость, глаза – сами по себе – сомкнулись. Перед тем, как окончательно уснуть, Петька даже – каким-то непостижимым образом – услышал собственный громкий храп…. Собственный громкий храп и заботливый голос Дениса Давыдова:
– Лодыри толстомясые, что встали баранами задумчивыми и зенки вылупили бестолково? Быстро вынимайте барина из возка! Эй, морды наглые, я же сказал – «вынимайте», а не – «вытаскивайте»! Осторожней, бережней! Куда нести? В правый флигелек, конечно…. Для какого – в старую конскую задницу – казённого начальства он предназначен? Запорю до смерти! Все зубы выбью наглецам худородным! В правый флигель, я сказал! Мать вашу, старушку безропотную…. Эй, смотритель! Вели баню затоплять! Да, смотри у меня, чтобы на совесть протопили, от души, до малиновых камней…