Метель

– Кого еще н-не покусали? – Мельник, оступаясь, оперся на огурец.

Видно было, что последний наперсток валит его с ног.

– Да. Кого не покусали.

Доктор достал портсигар, вынул папиросу и со вздохом утолившего голод человека стал закуривать.

– Как же вы не боитесь туда ехать? – колыхнула грудью мельничиха.

– Работа у меня такая. Да и чего бояться – там войска.

– Но они же, эти... шибко проворны, – озабоченно покрутила она пустую стопку своею полной рукой.

– Они! О-н-ни! Они так прово-о-рны! – с обидой затряс головой мельник, держась за пупырушки соленого огурца.

– Они же роют под землею. – Она облизала губы.

– Роют! Р-роют под землею!

– И могут где хочешь вылезти.

– И м-могут... м-могут! Рвань эта...

– Могут, конечно, – согласился доктор. – Даже зимой они спокойно раздвигают мерзлую землю.

– Господи, Твоя воля... – перекрестилась мельничиха. – У вас с собой есть оружие?

– Конечно, – дымил папиросой доктор.

Мельничиха ему понравилась. В ней было что-то материнское, доброе, заботливо-уютное, что навеяло на него детские воспоминания, когда мать была еще жива. Мельничиха не была красива, но женственность ее покоряла. С ней было приятно разговаривать.

«Повезло этому пьянице», – подумал доктор, глядя на полные руки мельничихи, на ее гладкие пухлые пальцы с маленькими ногтями, вертящие стопку.

Дверь отворилась, вошел Перхуша.

– Здраствуйтя! – Скинув шапку, он поклонился, перекрестился на иконы и стал раздеваться.

– А, Ив-ван Сусанин! – рассмеялся мельник, держась за огурец. – Ты чего в березу въехал, сорочья голова?

«А ведь и впрямь – сорочья голова...» – согласился про себя доктор, глянув на Перхушу.

– И хто тебе это па-зволил?! Му-дак!

– Кончай ругаться, Сеня! – Мельничиха шлепнула увесистой ладонью по столу.

– Ты в-раг г-государства, понял, нет? Ты н-навредил! – Мельник, шатаясь и огибая закуску, двинулся по столу навстречу Перхуше. – Тебя за энто надо засадить!

Он оступился и сел на сало.

– Сиди уж! – усмехнулась мельничиха. – Проходи, Козьма, садись.

Оглаживая свои рыжие, мокрые от пота волосы, Перхуша подошел к столу.

– Всю рвань и срань надобно са-жать! Ты, мудд-а-ёбина! – пищал мельник, злобно уставившись на Перхушу.

– А ну-ка... – Мельничиха, потеряв терпение, сгребла мужа руками и посадила на свою грудь, прижав к ней. – Сиди!

Придерживая мужа, другой рукой налила Перхуше самогона в чайный стакан:

– Выпей, согрейся.

– Благодарствуйте, Таисья Марковна. – Перхуша сел к столу, принял стакан своей клешней, наклонился к нему, оттопырил свой сорочий рот и стал медленно втягивать самогон, постепенно выпрямляясь.

Выпив, он выдохнул, сморщился, взял кусок хлеба, понюхал, положил на стол.

– Закусывай, Козьма, не стесняйсь.

– Жри да рожу пачкай! – засмеялся мельник.

И тут же запел дребезжащим голоском:

Говорит старуха деду:
– Я в Америку поеду!
– Что ты, старая пизда,
Туда не ходят поезда!

– Да перестань же ты! – встряхнула мельника жена.

Он пьяно рассмеялся.

Перхуша взял кусок сала, сунул в рот, откусил хлеба и стал быстро жевать. Едва он проглотил, доктор спросил его:

– Как с самокатом?

– Стянул рейкой, гвоздиками сверху прибил.

– Ехать можно?

– Можно.

– Тогда поехали.

– Вы ехать собираетесь? В Долгое? – усмехнулась мельничиха.

– Меня ждут люди.

– Пущай этот... эта рвань едет, а доктор остаётся! – Мельник погрозил кулаком Перхуше.

– Погоди! – прижала его к груди Таисия Марковна. – Да куда ж вы ночью в буран поедете? Вы ж дорогу враз потеряете.

– Враз! В-р-раз! – тряс головой мельник.

– Я непременно сегодня должен быть в Долгом, – упрямо твердил доктор.

Мельничиха глубоко вздохнула, качнув мужа, как младенца:

– Скрозь рощу, скрозь Старый Посад вы проедете, а там же поля начнутся, там вешек нет. В снегу завязнете, ночевать придется.

– А проводить нас никто не может? Работник ваш, к примеру?

– А что работник? – усмехнулась мельничиха. – Что у него, глаза кошачьи? Он ночью не видит. Да и не местный он.

– Он парняга что н-надо... – Мельник уперся сапожками в грудь жены, полез по ней вверх, схватил жену за шею, глядя на Перхушу. – А вот ты... вот тебе!

Мельник показал Перхуше кукиш. Перхуша ел квашеную капусту, не обращая на мельника внимания.

– Оставайтесь до утра. – Мельничиха свободной рукой подставила под краник самовара стакан, открыла. В стакан потек кипяток.

– Они ждут меня сегодня. – Доктор погасил окурок.

– Ежли вы даже и проедете верно, все одно раньше утра там не будете. Сейчас ехать – только шагом.

– А может, останемся, барин? – робко спросил Перхуша.

– Пош-шел вон отсель! Ты коня проворонил на ярмонке! Ворона! – закричал мельник, суча сапожками по грудям жены.

– Оставайтесь, не дурите. – Мельничиха налила в стакан заварки из китайского чайника. – Утром буран стихнет, быстро покотите.

– А если не стихнет? – Доктор посмотрел на Перхушу так, словно от того зависела погода.

– А ежли и не стихнет – все одно сподручней на свету, – ответил Перхуша и, поперхнувшись, закашлял.

– Он пропас коня, про-во-ронил! – не унимался мельник. – Тебя надо пос-са-дить за конокрадство!