Метель

Всё тело наполнила мягкая и бесконечно вязкая истома, всерьёз обещающая вечное счастье и неземную благодать. Казалось, что вот он – Рай. Распахни двери на улицу, а там – разлапистые пальмы, изумрудно-лазоревое море, белоснежный песок заброшенного пляжа и наяды, наяды, наяды…. Полуголые (полностью голые, чего уж там!), стройные, грудастые, длинноногие, соблазнительные. Согласные на всё и сразу…. И среди них – она. Целомудренная такая, гордая, недоступная, синеглазая, с загорелыми и аппетитными – до полного безумия – коленками…

– Эх, мать его! – от души выдохнул Петька, слегка захмелевший вследствие регулярного потребления гороховца. – Почему же всегда – всё – так позорно получается, а? Мечтаем о чистоте и непорочности, а сами, в это же самое время, скотам уподобляемся? Мол, мечты – это мечты, типа – святое…. Не сметь их трогать грязными и вонючими лапами! А – сами? Как последние гадкие свиньи – если не мечтаем о высоком – ведём себя…. Вот, тот же Бонапарт Наполеон. Говорят, мол, что натуральный герой воинский. Весь бесстрашный и гениальный такой из себя. Мол, рыцарь – без страха и упрёка.…А мне тут – по большому секрету – рассказали, что он, мол, с женщинами имеет дела интимные, даже сапог не снимая. Мол, ширинку расстегнул, и, вперёд! Типа – тупо подражая незабвенному шведскому королю Карлу Двенадцатому…. Вот же, уроды, охреневшие в лихой кавалерийской атаке! Мать их всех! Никакого, понимаешь, уважения к прекрасному и слабому женскому полу. Засранцы самовлюблённые и позорные!

– Как ты сказал? – оживился Давыдов. – Охреневшие в лихой кавалерийской атаке? Браво! Обязательно вставлю в очередную виршу поэтическую! Может быть…. Всё, брат Пьер, сворачиваемся! В том смысле, что перебазируемся в светёлку. Там накрыт нормальный стол. По крайней мере, я велел – накрыть…. Говоришь, мол, Наполеон Бонапарт ведёт себя, э-э-э…, неправильно и некрасиво в повседневной жизни? Ладно, учтём на будущее сиё мнение! Ежели подвернётся удобный случай, то и на честную дуэль вызовем корсиканца задрипанного и худородного, не погнушаемся. Поучим уму-разуму и хорошим манерам…

Намазав целебной мазью и перевязав Петькины обожжённые шею и большие пальцы рук, Денис церемонно объявил:

– Всё, банные процедуры на сегодня закончены! Можно смело менять позиции и приступать к дружеским посиделкам-разговорам…

Они оделись (в том числе, и в чистое исподнее) и, по выражению Дениса, передислоцировались в светёлку. То есть, в то помещение, где Петьке утром удалось поспать несколько часов.

Стол (раза в три-четыре – по площади поверхности – больше банного), действительно, был накрыт – тёмно-синей бархатной скатертью, украшенной жёлто-золотистой бахромой и такими же кистями по углам. А сама скатерть была плотно-плотно заставлена всем подряд.

«Блюда и блюдечки с аппетитными мясными и рыбными закусками», – занялся нудным перечислением внутренний голос. – «Тарелки и тарелочки, заполненные всякой разностью: солёными грибами, чёрной и янтарно-жёлтой (щучьей, сазаньей?) икрой, квашеной капустой, маринованной редькой, лесными орехами, маслом, творогом, мёдом…. Плетёные корзиночки и берестяные туески с ломтями ржаного хлеба и самыми разнообразными – большими и маленькими, круглыми и треугольными – пирожками. Посередине стола – вполне ожидаемо – расположено длинное серебряное блюдо с запеченным в русской печи молочным поросёнком, фаршированным гречневой кашей с изюмом. Ну, и многочисленные – самых разных цветов, расцветок и форм – бутылки, штофы и графинчики…».

– Проходите, проходите, господа подполковники! – приветливо махал здоровой левой рукой кучер Антип. – С лёгким паром вас, Денис Васильевич! С лёгким паром вас, Пётр Афанасьевич! Всё, как и было велено, готово. Стол накрыт, свечи зажжены. Давайте-ка, я ваши шубейки развешу на гвоздиках…. Пётр Афанасьевич, заодно и ментик с доломаном снимайте! Натоплено здесь – просто ужас до чего! Не приведи Бог! Это станционные олухи лапотные перестарались. Заставь дурака Богу молиться…. Доломан решили оставить? Оно и правильно, барин! Не дай Бог, сквозняк пробьёт случайный. Сквозняки, они завсегда случайные и нежданные, как первый снежок по срединной осени…

– Спасибо тебе, Антипка, – барственно (понятное дело!) и вальяжно пророкотал Давыдов. – Уважил, братец, уважил! С меня пара пятачков, купишь на ярмарке детишкам конфетки-леденцы…. Можешь идти, здесь мы справимся и сами. Отдыхай, спи. Завтрашним утром разбудишь меня. Смотри, не забудь!

– Когда точно будить, барин?

– Как солнце взойдёт, так и толкай меня в бок. Сразу после третьей петушиной переклички…

Антип раболепно и низко поклонился, почти коснувшись кончиками пальцев пола, набросил на плечи видавший виды зипун, нахлобучил на голову войлочный колпак и, пожелав хорошего аппетита и доброго сна, покинул светёлку, аккуратно притворив за собой дверь.

– Ну, брат Пьер, для начала накатим по перцовочке? – плотоядно потирая ладони, предложил Давыдов. – Как говорится, для улучшения аппетита и здорового пищеварения?