Метель

Городок (посёлок, большая деревня?), не смотря на прибытие в бухту неизвестного фрегата, жил своей спокойной, нехитрой и размеренной жизнью. Многочисленные женщины и мужчины торопились куда-то по извилистым улицам. Кто-то из них, наверное, и по серьёзным делам, но большинство – просто так – ради лёгкого променада, пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста – четырех, а, то, и пятичасовой послеобеденный сон где-нибудь в спасительной и нежной тени. Улицы городка были узкими и кривыми, а дома и домишки хлипкими и непрезентабельными. Какие только подручные материалы не использовались при их возведении! Стволы и листья пальм, грубый неотёсанный камень, разноцветные кирпичи, обломки досок и мебели, ветки кустарников, старательно обмазанные буро-красной глиной…

– Наш Сан-Анхелино даёт приют всем, кто в нём нуждается! – несуетливо раскланиваясь со встречными горожанами и горожанками, слегка напыщенно вещал губернатор Сезар. – Беглым рабам и каторжникам, золотоискателям и охотникам за старинными кладами, авантюристам и влюблённым, которым было запрещено вступать в брак на их старой Родине…. Только бесстыжим пиратам – всех мастей и национальностей – заказано появляться на этом благословенном берегу. Мы их сразу же вешаем, не мудрствуя лукаво. Впрочем, иногда предварительно и судим – для пущего разнообразия…

Таверна («пульперия» – по-местному) располагалась в низеньком и длинном здании, построенном – судя по корабельным иллюминаторам – из обломков какого-то морского судна, потерпевшего кораблекрушение в местных водах. Над крепкой массивной дверью, выкрашенной чёрной краской, на стене располагалась вывеска: белая надпись на тёмно-синем фоне. Надпись гласила – «ла Голондрина бланка[22]».

«Чёрт меня побери! А ведь ты, братец, что-то читал – в далёком двадцать первом веке – о забегаловке с точно таким названием», – заявил памятливый внутренний голос. – «Книга, вроде бы, называлась «Логово льва». Кто автор? Извини, но не помню. Что-то там на букву «Б», как мне кажется…».

– Хозяйку этого славного заведенья зовут, случаем, ни доньей ли Розитой? – небрежно поинтересовался Пётр.

– Именно так её и зовут! – радостно закивал лохматой головой губернатор Сан-Анхелино. – Неужели её слава великой и непревзойдённой кулинарки докатилась и до Большого Мира?

– Да, уж, докатилась! Скоро об этой славной сеньоре и в умных толстых книгах будут упоминать…

Внутреннее убранство таверны особыми изысками не отличалось: грубые, давно некрашеные деревянные стены, низкие почерневшие потолки, маленькие, плохо помытые оконные стёкла, слегка покоцанная местами старенькая мебель, небрежно сколоченная из широких пальмовых досок.

А вот кухня в кабачке, как и было обещано губернатором, оказалась просто превосходной. На закуску подали рагу из жирных виноградных улиток, крабового мяса и переспелого авокадо. В качестве основных блюд фигурировали тушёное мясо дикой козы, приготовленная в соусе из прокисших плодов хлебного дерева, и жареная молодь барракуды. На десерт были предложены многочисленные и разнообразные тропические фрукты. И, конечно же, превосходное местное апельсиновое вино – пахучее и терпкое – в неограниченных количествах…

Трапеза проходила в спокойной и дружеской обстановке. Болтали о всяком и разном: о тропических штормах, о пиратских повадках, о летучих рыбах и чёрных кошках.

Неожиданно за корабельными иллюминаторами, распахнутыми настежь по случаю тёплой утренней погоды, послышались дружные взволнованные крики, раздалось несколько одиночных пистолетных выстрелов.

– Что происходит, губернатор? – забеспокоился Лаудруп.

– Совершенно ничего не понимаю! – негр обеспокоенно передёрнул могучими плечами. – Может, намечается очередной бунт? Кто-то хочет занять моё тёплое местечко? Так, вроде, с утра ничего не предвещало – такого поворота событий…

– Эдвард Теч! Чёрная Борода! Чёрная Борода! – донеслись громкие и, как показалось, радостные крики…

– Знать, пора идти на судебное заседание, – невозмутимо сообщил губернатор. – Слышите, как волнуется народ? Как бы революция – между делом – не началась…

На улице было тревожно и беспокойно, порядка сотни горожан – в основном мужского пола – о чём-то угрюмо и угрожающе перешептывались между собой. Некоторые многозначительно потрясали длинноствольными допотопными ружьями, у других из-за широких кожаных поясов торчали пистолетные рукоятки, третьи по-простому сжимали в ладонях охотничьи ножи и обычные булыжники.

Увидев неторопливо выходящих из дверей трактира губернатора и его заморских гостей, горожане – словно бы по чьей-то незримой команде – тут же перестали шептаться, на улице установилась подозрительная и чуткая тишина, не обещавшая ничего хорошего.