Метели, декабрь

За шляхом начинался лес. Стой стороны, у березняка, темнел кустарник. Вон и протоптанная тропочка к нему. Свернула к заснеженным зарослям, переждать.

Тихо, зябко, метет немного. Сколько простояла, неизвестно, когда донеслось аккурат из Юровичей — раз-другой фыркнул конь. Сразу вся насторожилась, вскоре услышала, как поскрипывает упряжка. Когда скрип приблизился совсем, выглянула на дорогу и молниеносно укрылась за кустом. От неожиданности похолодела.

Надо ж такое! В санях горбился Евхим. Шапка была нахлобучена, воротник поднят, но она сразу узнала. Чуть не столкнулись! Притаилась в не очень густом кустарнике, ждала. Увидел или не увидел? Будто посмотрел в ее сторону. Нет, поехал дальше…

Уже когда миновал, выглянула совсем. Евхим ехал по дороге, все удаляясь. Вздохнула с облегчением: опасность миновала. От пережитого испуга не сразу дошло, что Евхим поехал не своей дорогой. На Курени поворот был дальше, он же свернул тут, на Глинищи. Где школа.

В школу наведаться решил? Глядела вслед саням уже с другим беспокойством: заедет, дознается, чего доброго, кинется сюда… Не, не кинется, успокоила, убедила себя. Не вернется. Параска не скажет. Пошлет, не иначе, в другую сторону…

Чуть опомнившись, почувствовала, начали мерзнуть колени. Холод все больше забирал, залезал в валенки. Она притоптывала, била валенком о валенок. Как медленно тянется время, как медленно темнеет, темь как-то осторожно, несмело наступает. И тишина, от которой ломит в ушах. А на дороге ни звука.

Рано пришла, подумала она. Сказал же: «Как стемнеет». Точно оправдываясь, разговорилась с ним в мыслях, объясняла: пришлось раньше выйти. Не очень-то приятно идти впотьмах. Одной в поле. Да и от Параски избавиться хотелось пораньше…

Потемнело уже. Можно и выйти на шлях. Стала около березы, спряталась за нею от ветра, прислушалась. Ни звука. Одни березы чуть слышно шумят. И метет снегом. Дороги почти не видать.

А может, и не приедет, осенило вдруг. Может, напрасно она бежала, попусту мерзнет тут в темноте, дурная. Может, только так себе сказал, а она и поверила, прибежала. Это, однако, не очень беспокоило, думала об этом словно невзначай. Сомнения эти исчезли мгновенно, их отогнало сильное, упорное: нет, не так себе сказал. Хотел встретиться, сама видела. Может, решила, неувязка какая вышла. Не сумел почему-то, дело срочное. Не то с упреком себе, не то с сочувствием подумала: есть когда ему заниматься этим.

Мело, и шумели березы, нудно, безнадежно. На дороге ни души. Но вот сквозь метель и темень разглядела коня, когда он подошел уже чуть ли не вплотную. За конем увидела темный возок и человека. И конь, и возок двигались неслышно, медленно.

Было видно, возница придерживал коня. Он был один и как будто приглядывался. Снова охватило волнение. Сильно забилось сердце. Прижалась к березе ближе. Возок проехал потихоньку, потом вернулся, остановился. Он. Пусть постоит, пусть подождет, подумала вдруг горделиво.

Он постоял минуту, стал разворачивать коня на дорогу к школе. Навстречу ей.

Она оторвалась от березы, шагнула на шлях. Несмело окликнула:

— Эй, дядько!

Он повернул коня к ней, подъехал. Спрыгнув с возка, поздоровался.

2

— А я уже решил… — проговорил Башлыков весело, о издевкой над собой. Но спохватился, сказал торжественно: — Ну, с Новым годом.

— И вас также!

Видела, рад. От волнения сначала молчал, не находил слов.

— Давно тут?

— Не. Только что. — Какой недотепой показалась бы ему она, если бы призналась, как рано прибежала, как дрогла здесь. Как могла скрывала радость, старалась быть спокойной. Попросил, ну и пришла. И всего-то.

— Не замерзла?

Она едва сдерживала дрожь.

— Не.

Башлыков еще помолчал. Догадалась, думает о чем-то. Потом он предложил:

— Садись.

Сказал не очень уверенно. Не знал, наверно, что делать. Она села в возок. Под ней были кожух, сено. Он зашел с другой стороны возка, сел рядом.

— Поедем, — сказал веселей, чем надо было. Как бы подбадривая не только ее, но и себя.

Снова отметила уже известное ей: он не такой с ней важный, железный, как на людях. Деликатный и даже будто растерянный. Как бы смущается и не хочет, чтоб заметила. Как хлопец. Ей это нравилось.

Башлыков дернул вожжами. Хотел ехать по шляху. Она остановила:

— Лучше сюда… В лес…

Когда он повернул коня, больше из-за того, чтобы не молчать, добавила по-дружески, тихо:

— Дорога тут тихая… Тут днем мало кто… А теперь…

Ее неудержимо захватило волнение. Звенело в голове, колотилось сердце, чуть не колотило всю ее. Счастье или призрак счастья, что из того, завладели ею. Даже если бы ожидала ее погибель, все равно Ганна непременно пришла бы, кинулась, не раздумывая, не жалея.

Самое невероятное было в том, что, она чувствовала, и он тоже волнуется. И у него то же самое, как и у нее. И что, хоть только сидят рядом, они будто одно целое. В тишине этой, во тьме, в лесу, ночью. В возке, в котором они одни. И оттого, что он молчит, так бережно относится к ней, это их единство ощущалось еще острее.