Метели ложатся у ног

— Нет. За нужное дело не жаль головы. Чтобы только люди помнили.

Делюк задумался: «Какие у него, Сэхэро Егора, могут быть нужные дела, если на этой земле все проклинают его, боятся даже его имени?!» Он хотел спросить об этом, но передумал: Сэхэро Егору может показаться, что Делюк смеется над ним.

— Знаю, о чем земля говорит, — сказал вдруг Сэхэро Егор, видя, что Делюк погрузился в думы. — Но вовсе не то она говорит. Извилиста она, жизнь. Как наши реки, извилиста. Ты, Делюк, мало ещё жил. Мало видел. А у меня вот все эти сядэи назары в печенке сидят. Трудно жить рядом с ними. Тяжело ходить по одной земле.

Делюк взглянул на Сэхэро Егора так, будто он видел его впервые:

— Так уж и тесна земля?!

— Нет. Не тесна она. Всем есть место. Если сам никого не заденешь, и тебя не тронут. Это — плохая жизнь, если так много на земле ещё зла. Но я не могу жить иначе, чем сейчас. Не могу! Человек — не камень. У него на то и сердце, чтобы слышать и свою, и чужую боль. Обидеть человека легко, а сделать ему добро — не умеем, не хотим. Это наша беда.

— Ты это о чем, Егор?! — пуще прежнего удивился Делюк, потому что слова Егора хлестали по мозгам, как плетью.

— Всё о том же. О жизни, — сказал задумчиво Сэхэро Егор. — О жизни. Только смотря как её, эту жизнь, понимать. Всяк на неё по-своему смотрит. И не только смотрит — делает он эту жизнь по-своему, как ему лучше. И тут-то, видимо, и начинается разница между людьми.

— Да-да, тут рушится лад, — подхватил Делюк. — И чем дальше, тем шире трещина. Почему?

— Всё спрашивают — почему? И я тоже спрашиваю. Но толку мало.

Делюк смотрел на него с нескрываемым любопытством. Потом всё же сказал:

— А в чём толк?

— Не знаю, — признался честно Сэхэро Егор. — Но тому, что все богачи на меня копья точат, я рад. Очень рад! И не только рад — счастлив!

— Только ли богачи? — спросил Делюк. Он знал, что Сэхэро Егора боятся все.

— Думаю, что — да. На бедных я не в обиде, что заодно с хозяевами. Не все понимают. Просто дурная слава идет обо мне. Кривы людские языки. Но я слово дал, чтобы всегда быть таким. А история эта долгая, и говорить о ней не люблю.

— Своя у тебя голова, — сказал, соглашаясь, Делюк.

— Это так, но я бы хотел, чтобы две головы у нас было и одно сердце.

— Ты о чем? — удивился Делюк.

— О том же, — таинственно улыбнулся Сэхэро Егор. — Чтобы нам вместе ходить. Вижу, ты это можешь.

— Не знаю, — сказал Делюк задумчиво и признался: — Хотя и сам я грешен. Началось с малого. А теперь хочу выговориться, иначе — душа не на месте. Украл я белого менурэя. У Сядэя Назара.

— Почему — белого? — засмеялся Егор.

— Надо было.

— Говори, договаривай, — заинтересовался Сэхэро Егор. Он подался весь к Делюку.

— Потом еще тридцать пять оленей угнал. У него же.

— И всё?

— Всё.

— Это не то, — улыбнулся мудро Сэхэро Егор. — Надо другое делать. Надо отдавать оленей людям, у кого их нет. Только ради этого можно жить. Я это и делаю. Врагов у меня много, но и друзей хватает. Эго надо понимать. Сердцем и душой понимать. А началось всё очень просто. Отец умер, когда мне и десяти лет не было. Он батрачил у Гусиной Ноги — отца Сядэя Назара. Гусиную Ногу потом бешеные волки разорвали. Так ему и надо, негодяю! Туда ему и дорога. За грехи, конечно. А было вот что. Когда умер отец, Гусиная Нога до полусмерти избил мою мать, она не захотела отдаться ему, руку у него укусила, и тот нас с ней на чумовище бросил посреди тундры. Всех наших оленей угнал. За долги, сказал. Хорошо, что тут вэнодэтта-охотник Соленое Ухо нашел нас. Он нас и повез на собаках в охотничье становье на берегу моря. Так мы и выжили. Мать пимы и совики из нерпичьей шкуры шила, в избах убирала, посуду мыла, одежду стирала и чистила. Потому я и ненавижу всех богачей. Все они на одно лицо и повадки одни. Потому я теперь и угоняю оленей у богачей и дарю беднякам. В этом я и вижу свое счастье.

— Да-а, — задумчиво протянул Делюк. — А ты, пожалуй, в чем-то прав. Даже во многом прав!

— Прав не прав, но уже ничего не изменишь. У человека одно лицо должно быть. Тем он и ценен.

— Верно, — согласился Делюк и взглянул изучающе на Сэхэро Егора: — Ты, значит, думаешь, чтобы две головы у нас… рядом ходили?

— Хотел бы.

— Надо подумать. Но… как люди на это посмотрят?

— Бедных-то больше. За нас они будут.

— Тоже верно, — Делюк снова взглянул на Егора: — И много оленей ты уже угнал?

— Вся лапта[51] на моих оленях ездит.

— На твоих! — от души засмеялся Делюк.

— А на чьих же?! — искренне удивился Сзхэро Егор. — И чем больше будет таких людей — тем лучше. И за их спиной иногда можно уберечься.

— И тут ты прав, — всё больше начал соглашаться Делюк.

— Вдвоем-то — легче.

— Ладно, — согласился Делюк. — Один-два раза можно попробовать, а там — видно будет. И с кого начнем?

— Туси я давно не трогал по-настоящему, — сказал Сэхэро Егор и улыбнулся широко, потому что совсем недавно Туси-то и устроил ему засаду,

— Туей так Туей. Что ждать завтра? Сейчас поедем.

— Едем.

18

Упряжки в стаде появились неожиданно. Делюк не спешил с угоном оленей. Со всеми тремя пастухами он здоровался за руку и говорил:

— Делюк.