Метелица

Полина и Наталья пожимали плечами и глядели куда-то за поле. Стрельба возобновилась и опять стихла. На бой это не походило. Кругом на делянках белели бабьи платки. Все оставили работу и притихли в ожидании. Еще несколько раз через ровные промежутки времени доносился треск автоматов. Вскоре все стихло. Бабы перекинулись скупым словом и принялись за работу.

Спустя час-полтора они узнали причину непонятной стрельбы, своими глазами увидели помутившую разум, перевернувшую все внутри жуткую картину немецкой расправы.

По шляху со стороны Липовки шла Капитолина. Еще издали, увидев баб, она замахала руками и припустила бегом.

— Ой, бабы, там такое! Там такое! — запричитала Капитолина, едва переводя дух.

— Стреляли кого?

— Стреляли, бабы, целую шеренгу… Еврейское население сплошь. Да хотя б стреляли, а то недобитых в землю. Господи! — Она испуганно перекрестилась.

— За что? — допытывались бабы.

— Хто их знает. Так просто.

— Как это — так просто?

— За то, что — евреи. Немец же их сничтожает. Там уже народу собралось! Земля дышит, как живая…

Бабы заохали, запричитали.

— Побегли глянем? — предложил кто-то.

— Не приведи господь!

— Да что вы, бабы, туточки близко!

Которые помоложе осмелились сходить поглядеть. Человек шесть, среди них и Ксюша. Попрятав свои серпы и кувшины, они заторопились к лесу напрямик, через поле.

На опушке леса толпились десяток подростков и несколько липовских девок; они глядели на квадрат свеже-вскопанной земли, метра три в ширину и пять-шесть в длину, молча пятились к полю и вздрагивали, как от холода.

Не доходя шагов двадцать до места расстрела, метелицкие бабы остановились, сбившись в тесную кучку, оторопело уставясь на черный квадрат.

Земля была рыхлая, будто разбитая и разглаженная граблями на свежей грядке. По бокам присыпанной ямы бугрились горки влажного суглинка. Поверхность квадрата шевелилась, вздувалась часто и беспорядочно, как грудь больного, который задыхается в предсмертной агонии, и слышался неумолкающий стон. Жутко было поверить, но казалось: стонет сама земля.

Солнце склонилось над лесом, и серый квадрат покрывала тень от деревьев, кое-где рассеченная полосами света. Бесформенные солнечные зайчики плясали на «живой» земле, и от этого становилось еще страшней.

Ксюша до боли прикусила запястье руки и стояла так, потрясенная увиденным, не в силах оторвать взгляда от стонущей земли.

— Живые, — протянул кто-то бессмысленно.

— Живые! Ей-бо, живые!

— Раскопаем, а? — предложила Ксюша и напугалась собственных слов.

— Ой, бабы, давай! — подхватила Наталья.

Крестясь и перешептываясь, бабы неуверенно двинулись к лесу. Метров пять прошли медленно, будто их кто удерживал за подолы юбок, потом все разом, как по команде, кинулись вперед, попадали на колени у краев ямы и руками, по-куриному, начали быстро разгребать шевелящуюся землю.

— Чего вылупились! — крикнула Полина на липовских ребят. — Помогайте!

Те сорвались с места, словно только и ждали окрика, обступили яму и по примеру метелицких баб поспешно заработали руками.

Ксюша лихорадочно отгребала землю, пригоршнями отбрасывала в сторону и чувствовала под руками что-то живое, толкающее из глубины. После нескольких толчков из земли высунулась серая костлявая кисть руки. Ксюша откинулась назад и замерла от ужаса. Перед ее глазами торчала рука Розалии Семеновны с костяшкой наполовину срезанного пальца. Кисть шевелилась, тонкими девичьими пальцами с длинными, по-городскому не обрезанными ногтями царапала землю, будто хотела помочь Ксюше освободить себя. Пальцы то вытягивались торчком, раздвигаясь во всю ширину, то сжимались в кулак.

Не помня себя, Ксюша закричала и кинулась бежать, но шагов через десять ноги подкосились, и она опустилась на пожелтевшую траву. Через минуту опомнилась и кинулась обратно к яме.

— Бабы, тут наша Розалия Семеновна! — дрожащим голосом выкрикнула Ксюша, разгребая землю.

Наталья с Полиной придвинулись к ней и начали помогать. Освободили руку до плеча… И тут раздался визгливый крик:

— Немцы! Немцы!

Вдали, взбивая пыль на шляху, трещали немецкие мотоциклы. Бабы повскакивали на ноги и, подгоняя друг дружку, хлынули в лес. Липовские ребята заторопились следом. Минут пять погодя в той стороне, откуда убежали бабы, раздалось несколько автоматных очередей.

В Метелицу вернулись окружным путем, через лес, оставив на делянках свои серпы и кувшины с недопитой водой. Допоздна Ксюша не могла прийти в себя от пережитого, а потом всю ночь ей снились живые человеческие руки, растущие на грядках. Ксюша пыталась бежать, но не могла сдвинуться с места и кричала. От крика просыпалась вся в поту, вставала, ходила по горнице и ложилась. И снова все повторялось. Три ночи ее мучил один и тот же сон. Дошло до того, что Ксюша стала бояться выходить в сад, на грядки средь бела дня. Поборов стыд, она собралась было к знахарке, но в это время захворал Артемка, и забота о сыне отогнала наконец ночные кошмары.

5