Метелица

На шляху, метрах в пяти один от другого, лежали трое немцев. В одном из них Ксюша признала солдата, скалившего зубы во дворе, когда она выносила яйца. Он лежал в серой пыли, вцепившись пальцами в землю, словно хотел уползти со шляха и не мог оторваться от широкого красного пятна у груди.

Она взглянула еще раз на красное пятно в пыли, повела плечами, как в ознобе, и отвернулась. Сельчане помалу расходились.

— Чтоб нихто никуда из деревни! — приказал Левон напоследок. — Надумает какой — всю семью порешу!

Спать в Метелице ложатся рано, но в этот вечер допоздна шушукались бабы у колодцев, у дворов.

— Ой, штой-то будет! Штой-то будет! — охали бабы, качая головами.

— Хрен им в печенку! — ворчал дед Антип. — Погодь, еще накостыляют!

* * *

А назавтра ни свет ни заря запричитали бабы, заревела детвора, беготней и криками наполнилась Метелица. Всех сельчан, здоровых и хворых, стариков и детей, согнали в центр деревни на площадь перед школой. В тесной толпе перепуганно шептались, рассказывали о расстреле семьи Кондратовичей. У них ночевали партизаны, в пятом от края деревни дворе. Стычка же с немцами случилась в другом месте, и Кондратовичи были уверены, что никто не узнает о ночлеге. Нашлась черная душа, шепнула полицаю, по всему видать, уже ночью. То ли мстили Кондратовичам за какие-то старые дела, то ли кто-то выслуживался перед полицаем. Охали в толпе, удивлялись, до какой же грязи дополз слизняк тот, коли стал выслуживаться перед холуем! Кондратовичей — деда Николу, среднюю дочку его и тринадцатилетнего внука Леньку — вывели на улицу и расстреляли в упор тут же, напротив хаты.

Ксюша видела растерянные лица сельчан, слышала тяжкие вздохи и все крепче прижимала к себе Артемку. Обширное семейство Гаврилки и родня полицаев стояли отдельно от общей толпы, у дощатого забора школы. У входа остановилась легковушка и несколько мотоциклов. Комендант Штубе и вчерашний переводчик поднялись на крыльцо, староста, полицаи во главе с Левоном и несколько солдат, вооруженных автоматами, разместились по бокам, у завалинки.

Комендант что-то сказал переводчику, тот поднял руку, требуя тишины, и объявил:

— Сейчас будет говорить комендант герр капитан Штубе!

Все притихли. Штубе пожевал сочными губами, медленно оглядел толпу и заговорил по-немецки, слегка кивая головой при каждом слове. Только он закончил, вперед выступил переводчик:

— До сих пор я считал вашу деревню спокойной. Я думал, что в ней живут разумные люди. Но я ошибся.

Переводчик умолк, быстро повернулся к Штубе, заглядывая ему в рот. Штубе кивнул утвердительно и продолжал, громко выговаривая каждое слово.

Солнце только что выглянуло из-за крыш и осветило школьное крыльцо. Комендант стоял, заложив руки за спину, спокойный и строгий. Его красивое лицо не было ни злым, ни добрым. Глаза как-то нехотя оглядывали толпу; казалось, комендант не выспался, хочет поскорее покончить с неприятным делом и укатить восвояси. Ему было около сорока. Весь подтянутый, выхоленный, в мундире с иголочки, высокого роста, широкоплеч. Не походил он на немца в представлении Ксюши: ничего пугающего и противного в этом офицере не было.

«Так вот с кем путается Полина, — подумала Ксюша. — Неужто влюбилась? С нее станет. Но это же немец. Как бы там ни было — немец! Что-то не видно ее. — Ксюша огляделась. Рядом стояли Наталья, батька и Тимофей, который ночевал почему-то в деревне и потому попал в толпу сельчан. — Видать, в Липовке, у стариков», — решила она.

— Да, я ошибся, — переводил штатский. — И сожалею. Вы открыли двери своих домов бандитам. Те, кто им помогает, пусть не ждут милости. Партизаны — бандиты, которых всякая власть карает, как уголовников. И мы будем карать. Вчера в вашей деревне погибли три немецких солдата. У них есть жены, как и у вас, у них есть дети, которые остались сиротами. Честные люди сказали, у кого скрывались бандиты, и мы расстреляли их пособников. Но нам известно, что среди вас есть люди, связанные с партизанами. Кто? Назовите их, и мы вас отпустим.

— Ишь ты его! — проворчал дед Антип и покосился на Тимофея.

Подул утренний ветер. Зашелестели лепестки верб. Потянуло холодком.

Комендант ожидал минут пять, потом снова заговорил таким же ровным, громким голосом. Штатский перевел:

— Если вы будете укрывать бандитских пособников, мы расстреляем по сто человек за каждого нашего солдата! Мы не хотим лишней крови. Назовите их.

Шум прокатился по толпе, как порыв ветра, и утих. Сельчане косились один на другого и молчали. Комендант дал знак, и солдаты подошли к толпе.

— Всем мужчинам стать отдельно! — объявил переводчик.

Зашумели сельчане, заволновались.

— Что ж то буди-ить?..

— Господи, а нас за что ж?

— Стращают, — успокоил Ксюшу дед Антип. — Да тише вы, бабы, детей не пужайте!

— И я с дедом! — попросился вдруг Артемка, но Ксюша схватила его на руки и крепко прижала к себе.

Толкаясь и выкрикивая отрывистые слова, солдаты отделили всех мужчин, включая хлопцев от тринадцати лет и старше. Заплакали бабы, за ними — дети. Все сбились в тесную кучу и ждали, что же будет дальше. Переводчик поднял руку и сказал: