Метелло

А тот, ослепленный пылью и гневом, выхватил револьвер и наверняка выстрелил бы, если бы в этот самый момент единственные люди, которые еще держали себя в руках — Метелло и Немец с одной стороны и инженер с другой, — не бросились к нему и не разоружили его. Когда помощник инженера с оружием в руках выбежал из конторы, он понял, что в его вмешательстве нет необходимости. Каменщики уже расширили круг, в центре которого, возле Криспи, Метелло, Немца и инженера, появился Нардини. Он взял Криспи за руку, подвел к бочке и окунул его в воду головой, не только чтобы промыть глаза, но и чтобы остудить его пыл. Затем Нардини обратился к молодому помощнику инженера:

— Послушайте меня, спрячьте оружие. Это просто отчаявшиеся люди, а не убийцы.

Солнце зашло, был уже вечер, и там, за полями, на железнодорожном переезде, сторож зажигал фонари. Метелло протянул инженеру револьвер рукояткой вперед.

— Неплохо закончилась бы неделя, — сказал он.

Бадолати опустил револьвер в карман, снял шляпу и провел платком по волосам и шее.

— Ну и каналья же ты, Салани! — воскликнул он. — Именно потому, что ты честный человек, ты и есть каналья. Как твой тесть. Но тот по крайней мере действовал сам по себе. Ты же подстрекаешь других и не замечаешь вреда, который приносишь всем — и им и мне.

— Вы приписываете мне слишком много значения, я такой же, как все, и отвечаю только за самого себя. Все дело в том, что у этих людей открылись глаза.

— Я знаю это, — ответил Бадолати и, казалось, вздохнул. — Но нужно, чтобы они их закрыли, да побыстрее.

Он приказал племяннику и Криспи идти в контору, а затем добавил:

— Уж если даже старики теряют голову, то чем же все это может кончиться?

— Прошу прощения, — сказал старый Липпи. — Оказывается, мне только на вид шестьдесят лет. Но будем считать случившееся моим личным делом. К тому же Криспи знает, где я живу.

— Я тоже потерял голову, — проговорил Аминта. — Мы все надеялись, что вы начнете переговоры.

Прежде чем ответить, Бадолати испытующе посмотрел на него. Затем опять обернулся к рабочим, как бы желая показать, что, отвечая Аминте, он обращается к каждому из них.

— Начну переговоры? Я? Если бы это зависело только от меня — возможно. Но прошли те времена, когда предприниматель был сам себе голова. Теперь существует Объединение владельцев строительных предприятий, которое все и решает. Пока каждый поступал по своему усмотрению, я всегда ладил со своими подчиненными. Многие из вас могут это подтвердить. Но ведь вам самим словно вожжа под хвост попала. Вы сами виноваты во всем, что сейчас происходит. Сначала вы хотели восстановить лиги, теперь поговариваете профессиональных союзах. А ведь девяносто восьмой год должен был научить вас, что власти могут со дня на день закрыть Палаты труда. Вы дали спустить с себя шкуру ради Джолитти, который разрешил вам их открыть. Глупцы! Поступая так, вы лишь заставили нас поверить в силу Объединения. А его не сможет запретить никакое правительство. Это профессиональный союз хозяев. Неужели Дель Буоно не объяснил вам этого?

Он провел платком по губам и продолжал:

— Работы сейчас хватает. Никто из строителей не ходит без дела. Вы сами ставите себя в положение безработных. Приступайте к работе, а там посмотрим, возможно, со временем и удастся что-нибудь для вас сделать. Теперь же об этом и говорить не приходится. После той пробы сил, которую вы захотели продемонстрировать, Объединение ни за что не пойдет на уступки. Поэтому беритесь-ка лучше за работу, и все останется по-прежнему. А потом я постараюсь добиться от Объединения увеличения ваших заработков. Для этого нет необходимости ни в создании лиги, ни в забастовках. Что же касается этой стройки, то даю вам слово, что ноги Криспи здесь больше не будет. Я не уволю его: тому, кто ко мне хорошо относится, я никогда не дам пинка, даже если он перегнет палку. Важно лишь одно — что в понедельник вы его уже не застанете. Это все, что я могу сделать.

Инженер замолчал. И так как никто ему не ответил, он мгновение был в нерешительности.

— Давайте договоримся, — снова начал он. — Забастовка должна быть прекращена полностью и повсюду: как у меня, так и у Тайути, у Массетани, у Фиаски и у других. Пусть хотя бы часть из вас вернется на стройки — по пять-десять человек на каждую площадку. Работу могут вести сокращенные бригады, но она должна начаться повсюду. Таковы наши условия. Надеюсь, что среди вас найдутся люди, способные подать пример и показать, что они поняли, какая ответственность ложится на них. Я желаю этого прежде всего ради ваших семей. Что касается других, непримиримых, то они придут сами. И чем позже, тем хуже для них. Выбросьте же дурь из головы, ребята, советую вам это по-братски, и не давайте никому кружить себе голову.

— Она уже кружится у меня… от голода, — пробормотал Аминта.

А Липпи добавил:

— От голода, гнева и еще кой от чего.

Бадолати сделал вид, что не слышал этих слов. Но одобрительный ропот, который за этим последовал, не дал Метелло вмешаться.

— Ну, теперь, мне кажется, все ясно, — заключил Бадолати. — До свиданья!