Метелло

Потом он спустился и вместе со всеми направился на площадь Кавалледжери. В одних жилетах, перекинув пиджаки через руку или набросив их на плечи, в кепках и соломенных шляпах, сдвинутых на затылок, давно небритые, с истощенными от голода лицами, они заполнили небольшую площадь. Аминта был в первом ряду.

— Так как же, Бастьяно, прибыли наконец эти деньги?

Дель Буоно показал телеграмму Боргезио. После окончания подписки в Романье, Милане и Турине флорентийцам причиталось приблизительно две тысячи лир.

— Я думаю, что через два-три дня мы сможем их распределить.

— Завтра мы возвращаемся на стройку! — крикнул Олиндо.

И Аминта сказал:

— Тинаи прав. Вы только все откладываете со дня на день. А главное — это не решение вопроса. Нужно силой заставить Бадолати и компанию пойти на уступки!

В этот момент Метелло лежал на берегу Терцолле, под кустами, в объятиях Идины. Но когда ему рассказали обо всем, он без труда смог представить себе эту сцену и все, что здесь говорилось.

— Нужно припугнуть их! Даже если это пахнет для нас тюрьмой. По крайней мере хоть будет за что расплачиваться, — продолжал Аминта.

— Я намерен вернуться на стройку, чтобы взяться за работу, — сказал Олиндо. — А не для того, чтобы устраивать там скандалы. Мы слишком долго слушались вас. Уверен, что не я один так думаю.

Тут Аминта бросился на него, но их разняли. Дальнейший разговор продолжался уже спокойно (Аминта сидел на камне у ног Дель Буоно, обхватив руками голову). Выяснилось, что у Олиндо нашлось много сторонников. И Бутори, Немец, также поддержал его.

— Можешь не считать меня больше социалистом, дорогой Дель Буоно, но нельзя перегибать палку. Хозяева первыми успели схватить нож за рукоятку, а мы лезем на рожон. Не проткнет ли этот нож нам горло?

Дель Буоно сделал все, что было в его силах. Он ободрял их известиями, полученными от Пешетти, который задержался в Риме специально, чтобы следить за развитием событий.

— Ну, да, — прервали его, — вы предлагаете рассчитывать на Джолитти, будто его и вправду выбрали рабочие.

— Нам ли тебя этому учить?

— Лично я все уже решил, — сказал Немец. Он вынул изо рта стебелек и стал раскачиваться, переступая с носков на пятки, высокий и исхудавший. Его низкий, сильный, от природы вкрадчивый голос и спокойный, убедительный тон смягчали, насколько это было возможно, смысл его слов.

— В Монтеривекки я сказал: будем бороться до тех пор, пока хватит сил. Теперь, Аминта, будь добр, не сердись, лично я играю отбой. И не только потому, что моя жена вот-вот родит, но и потому, что, по моему искреннему убеждению, мы перенесли больше, чем было в наших силах, и больше, чем было условлено.

— Молодец, Немец! — кричали ему.

Но некоторые возражали:

— Сдаться после всего, что мы перенесли! Вот что это значит!

— Стать штрейкбрехерами!

— Как вам угодно, — ответил Немец. — Я никого не прошу идти за мной. И потом, в один прекрасный момент — хотя бы сегодня ночью — я могу и передумать. Но для того чтобы я переменил свое намерение, в мой дом должна заглянуть бабушка Бефана, которая развела бы огонь и накрыла на стол.

И он шагнул назад. Несмотря на свой огромный рост, он, казалось, растворился в толпе.

— Я никому не хочу причинять зло, — добавил он, — тем более себе и своим близким.

Со всех сторон раздались выкрики. Дель Буоно сделал рукой знак, означавший «Спокойно!», и снова заговорил:

— Согласен. Голодать не сладко. Но я предлагаю вам подумать — не стоит ли пойти еще на одну, последнюю жертву? Обращаюсь главным образом к тебе, Бутори, — добавил он, — ведь ты старый мастер и честный человек, советую тебе и вправду поразмыслить об этом сегодня ночью. Сейчас мы ближе, чем когда-либо, к нашей цели. Деньги, как бы их ни было мало, вот-вот прибудут. И, сдавшись в такой момент, мы нанесли бы непоправимый вред нашему делу. И особенно нашему будущему. Отныне и впредь предприниматели всегда чувствовали бы себя вправе диктовать нам свои условия по собственному усмотрению.

Потом он обратился к Олиндо:

— Подойди сюда, Тинаи. Ты недавно вступил в наши ряды и не должен считать нас врагами.

— Здесь нет врагов! — закричали с разных сторон.

А Липпи сказал:

— Если только он сам не захочет стать нашим врагом и не пойдет на подлость.

Олиндо приблизился на несколько шагов к Дель Буоно и стоял среди людей, на чью поддержку он, видимо, рассчитывал. Это можно было понять по его поведению и по тому, как вели себя стоявшие рядом с ним. Но в конце концов, все они были отцами семейства, и лишь крайнее отчаяние сделало их суровые и честные лица мрачными и вызывающими. Все они держались сейчас поближе к Немцу, чувствуя в нем внушительного союзника. Олиндо первым попытался спрятаться за его широкую спину.

— Я присоединяюсь к словам Немца. Скажите, будете вы считать нас штрейкбрехерами, если мы завтра вернемся на работу?

— А кем же прикажете вас считать, пройдохи вы этакие? — спросил старый Липпи.