Мэтью Стовер Кейн Черный Нож, или Акт искупления (часть I)

Дыши - дыши - ищи Контроль. Это всего лишь боль.

Ага, дерьмо, боль - лишь боль, ага, точно, гребаная боль. Трудно медитировать с осколками ребер, норовящими заползти в легкие.

- Что... хрр... что с твоими доспехами?

- Они так искорежены и пробиты, что нельзя носить. И... мне лучше без них. От чего они меня защитят?

Медленно, по кусочкам я выгоняю боль из тела. - Наша одежда?

- Любовь Хрила быстра; в темноте раны могут закрыться, оставив одежду внутри...

- Окей. Понял.

В жизни не осталось сока. Наконец голый наедине с Марадой, но слишком выдохся для чего бы то ни было.

Ха. Не совсем голый - шарящие руки находят влажную липкую тряпку вокруг живота, и еще вокруг правого бедра. Липкие, с крошками вроде сбежавшего подгорелого кофе, а местами сырые.

Свернувшаяся кровь. Много крови. Не могу нащупать сухие бинты. Под тряпкой на бедре торчит что-то острое и зазубренное, вроде обломка кости сквозь кожу - о да...

Помню, я обломал наконечник и бежал, оставив древко в ране. Порвана ли бедренная артерия - не знаю; если да, вытащить древко означает умереть через пару минут.

Кажется, так всё сломано к чертям. Что меня, почему-то, не заботит. Совсем не заботит.

Ха.

Если бы не богом клятая боль, было бы интересно.

-Значит, бинты можно будет снять, ха?

- Да. Любовь Хрила Исцелила перелом черепа, но Ему нужны мои руки для твоего живота и ноги, если ты не успеешь истечь кровью.

Дыши

И дыши...

- Должна спросить, Кейн, а ты должен ответить правдиво: ты хочешь Исцеления?

- Ты шутишь? - Сейчас я обменял бы яйца на треклятый аспирин. - Ага, - говорю я ей. - Да, хочу.

- Ибо ты должен понимать, что нам грозит. Я могу вынуть древко из ноги, и ... ты понимаешь. Истечь кровью - неплохой способ умереть.

Я уже делал этот выбор. - И оставить тебя одну? За какого гуся ты меня принимаешь?

- Сегодня я поняла, что не знаю. Поэтому спрашиваю.

Ух. Не готов к такому. - Где мы?

- Все еще в вертикальном городе. В глубокой палате. Наверное, это укрытие от штурма: одна дверь.

- Много нас? Кто еще здесь?

- Только мы. Ты и я.

- Ага, окей. Окей.

Несколько секунд размеренного дыхания. Понимаю, что не хочу спрашивать. Не важно, что я не любил их, а они меня. Приязнь уже ничего не значит. Если когда-либо значила.

- Преторнио?

- Строй носильщиков был, э, малоподвижным. Семеро мертвы. Остальные...

Она не хочет сказать "захвачены".

-Ага, угу.

- Стелтон?

Я понимаю, о чем она спрашивает. Не хочет знать, но должна узнать. не может остановиться - Ты... нашел его?

Может, ей нужно выговориться. Обсудить насущные дела.

- Он...

Может, она не из таких. Почему мне так трудно говорить? - Он мертв.

- Уверен.

- Ага. Реально уверен.

Он ждет объяснений.

Наконец: - Рабебел... Рабебел и, и... Ты сделал... я, э, видела вспышку....

- Ага.

Боль просачивается сквозь стену Контроля. Я вожусь, пытаясь найти положение, чтобы холодный пожар в животе не вызывал верчения в голове. Такового не находится. - Последний взрыв? Большой?

- Да.

Я пожимаю плечами, лежа на ее бедрах. - Это был Рабебел. Именно что последний.

Тишина. Чувствую ее дыхание.

- Он...

- В нем сидело три или четыре стрелы. Даже встать не мог.

Не думаю, что буду рассказывать, как он проклинал меня, лежа, истекая кровью в сухие сорняки. - Решил уйти чисто.

- Чисто. - Эхо совсем слабое: понимает. - Взрыв был... куски и ошметки тел... водопад огня... они дождем сыпались на нижние уровни. Никогда не видела ничего подобного.

Хочу сказать, что он ушел с салютом, но вряд ли она оценит шутку. - Среди тех ошметков были его собственные.

- Да. - Теплое мягкое тело подо мной колеблется от глубокого вздоха. - Можем пожалеть, что не были с ним.

- Весьма похоже. - Боль, словно рвота, ползет в глотку...

...вот говно... не нужно было думать о рвоте...

- Марада? - Голос стал низким. - Лучше уйди. Кажется, сейчас обгажусь.

- Ты уже. И не раз.

Наверное, это правда: спазм невообразимой боли в животе выводит на губы лишь тонкую кислую струйку.

- Кейн... - говорит она, и я затихаю. Голос ее тонкий, напряженный, сомневающийся, словно она хочет спросить и сама боится ответа. - Кейн, не могу найти... что с... с....

Да уж. Хотелось бы ответить неожиданной новостью. - Все плохо.

Дыхание прерывается. - Они взяли ее. Ты так думаешь. Они ее взяли и...

Слабый шепот, на волосок от молчания. - И она жива...

- Не знаю. Может быть. - Я беспомощно пожимаю плечами, лежа на бедрах. - Я искал ее, когда меня схватили.

- Кейн... ты рассказывал... что они делают с тавматургами...

Голос предает ее, дыхание стало сиплым; она сжимает меня сильнее: языком тела умоляет сказать, что я преувеличил, что выдумывал всякую чепуху, что это вранье и этого не случится с Тизаррой.

Но я не преувеличивал и это правда.

- Они могут не узнать. Она была с оружием. Если сражалась мечом и щитом - если не пользовалась магией - могли решить, что она прикрывала спину Рабебела.

Все, что я смог выжать.

Мокрое сопение. - Я была... я не... - Слышу, как она сглатывает. - Я не тебя искала.

Голос становится сильнее. Тихим, спокойным, но суровым. - Я искала ее. Ты попался случайно.

- Все хорошо, Марада. Я знаю. Все хорошо.