Онемев от изумления, Дэвид сунул руку в карман куртки, достал карту. Эми наблюдала за тем, как он расстелил ее на столе, эту мягкую, потрепанную карту с маленькими синими звездочками.
Мартинес уже всматривался в крошечные пометки, в городки, помеченные синими звездами. Карта внезапно обрела некую ужасающую значимость; молодой человек сглотнул, пытаясь избавиться от комка в горле.
— Смотри. Сюда. Видишь, как нарисованы эти звездочки, как тщательно? Я теперь узнал стиль.
— Прости?..
— Это рука моего
— Навар… рен, — прочитала она. — Недалеко отсюда… и он помечен, значит, там тоже есть церковь. Ладно…
— Но рядом с ним, вот… — палец Дэвида чуть передвинулся и показал на крохотный городок рядом с Наварреном.
Эми посмотрела на него.
— Гюрс? Да, рядом…
Дэвид кивнул. Во рту у него стало сухо, как в пустыне.
— Гюрс.
— И это значит?..
— Я уже слышал это название. Давным-давно. Помню, миссис Андерсон шепотом произносила это слово. Знаешь, так говорят взрослые, когда что-то обсуждают и не хотят, чтобы дети их услышали.
— Значит, Гюрс…
— Думаю, это то место, где разбились мои родители. А эта карта, должно быть, находилась у отца, когда все это случилось. Когда моих родителей убили…
13
Сидя в своем кабинете, окно которого выходило на маленькую лужайку перед его скромным домом в северном пригороде Лондона, Куинн пытался работать. Но его четырехлетний сын Коннор то и дело врывался в кабинет — то для того, чтобы показать отцу паука, то чтобы спросить, что любят есть овцы, то вдруг решал, что ему просто необходимо прямо сейчас посмотреть мультфильм «Паровозик Томас и его друзья»…
Отец не находил в себе сил сопротивляться требованиям сына; Саймон понимал, что он слишком снисходительный родитель, но, возможно, дело было в том, что он обзавелся сыном довольно поздно — в тридцать шесть лет. Но скорее он потворствовал всем прихотям Коннора просто потому, что слишком любил мальчика, его пытливые светло-голубые глаза, то, как упорно пацан сражался с непослушным мячом, когда они играли в футбол. Коннор был олицетворением бешеной энергии детства. И он постоянно смешил родителей.
Но Саймон просто обязан был закончить работу. Две его первые статьи в «Телеграф» — о весьма странных и притом явно связанных между собой убийствах — вызвали достаточный интерес, чтобы редактор потребовал продолжения. Еще и еще. В результате журналисту пришлось всю неделю заниматься кое-какими исследованиями.
Наконец, умиротворив Коннора с помощью натурального малинового сока, извлеченного из холодильника, Саймон вернулся в кабинет, решительно захлопнул дверь и предоставил паровозику Томасу самостоятельно развлекать своего сына. Снова усевшись перед компьютером, журналист еще раз бросил взгляд в окно, на бесконечный пригород, на какую-то полную домохозяйку, развешивавшую постиранное белье…
А потом окунулся в Интернет.
Синдактилия.
Проблема оказалась в том, что узнавать-то особо было и нечего. Получасовые поиски сообщили Дэвиду только то, что уже рассказала супруга доктора: эта деформация была в общем обычной. Она связана с некоторыми генетическими синдромами, проявлявшимися в определенном наборе болезней, обусловленных особыми нарушениями на уровне хромосомного набора. Синдромы носили весьма звучные имена: синдром Аарскога, синдром Смита — Лемли — Опица, синдром Корнели де Ланж…
Саймон моргнул, всматриваясь в светлый экран компьютера. Он дважды прочитал все имена. Потом взял авторучку и выписал их в блокнот.
Что-то щелкнуло у него в голове. Многие из имен были французскими: синдром Барде — Бидля, синдром Апе…
Французские имена?
Еще двадцать минут поиска в Интернете объяснили Саймону, почему это так. Многие из перечисленных синдромов были напрямую связаны с близкородственными браками, или, как причудливо обозначил это явление один из сайтов, с «единокровным спариванием». И такие близкородственные браки были обычным делом в изолированных горных поселениях.
Таких, как поселения в долинах Альп и Пиренеев.
Именно потому столь много французских докторов первыми заметили такое нарушение и дали им собственные названия. Все эти синдромы частенько встречались в горных французских деревеньках.
Саймон смотрел и смотрел на пульсирующие на экране слова. Пиренеи. Юг Франции. Пиренеи. Французская Страна Басков. Снова взяв авторучку, журналист бесцельно, не зная причины, записал слово «Пиренеи» в своем блокноте. Потом уставился на страничку блокнота. Он слышал, как где-то в глубине дома радостно смеется его сын, но воспринимал все отстраненно… Куинн был сосредоточен до предела. Мысль работала стремительно.