Метка магии

Матильда проглотила комок в горле, вспомнив уроки верховой езды или крошечные фейерверки, которые он мог сделать, используя свечи и какие-то травы, собранные в саду Нанны Мэй. Воспоминания о ее жизни с отцом были полны любви и красок, но они также были перемежены подслушанными спорами о ковене Лотти и негодованием по поводу их секретов.

– Однажды я застала его за тем, как он просматривал наш гримуар, – сказала Лотти, сжав губы в линию.

У Матильды замерло сердце.

– Но самоучкам не полагается прикасаться к нему?

Лотти кивнула.

– Он знал это. Кто знает, сколько раз он смотрел в него, но он был так зол, что я скрывала от него еще больше. Было одно особое заклинание, которым он стал одержим, и мне следовало им поделиться, потому что он хотел отдать его тебе.

Матильда инстинктивно коснулась своей щеки.

– Заклинание плаща ведьмы.

Лотти кивнула.

– Твой отец буквально обезумел, Матильда. Приставал ко мне, чтобы я снова показала ему это заклинание, пока однажды не воспользовался им, и я поняла, что он снова просматривал гримуар. И все равно время от времени поднимал этот вопрос, говоря, что хотел бы, чтобы это заклинание было у тебя.

– Как ты думаешь, почему он так этого хотел?

Лотти вздохнула.

– Может быть, из-за контроля? Я думаю, твой отец понял, что вытолкнул себя из этой семьи, но он все еще пытался показать, что может принимать решения за тебя. Его шрамы исчезли, так что он, очевидно, в полной мере использовал заклинание и выяснял, насколько легко использовать магию, чтобы получить то, что хочешь, манипулировать свободной волей или просто причинять боль. В некотором смысле, как мне кажется, он хотел, чтобы у тебя была легкая жизнь. Я объяснила ему, что хочу подождать, пока тебе не исполнится семнадцать, но он стоял на своем. Последнее слово осталось за ним в тот день, когда он уехал.

– Значит, он присматривал за мной?

– В некотором смысле, Тилли, это правда. Но он скоро понял, и ты тоже скоро поймешь, судя по тому, с какой скоростью ты собираешь эти шрамы, что чем больше их у тебя, тем больнее их носить, и скрывать их становится все труднее и труднее.

Матильда взглянула на мать и попыталась не обращать внимания на жгучую боль, которая покалывала ее лицо с того момента, как она проснулась.

– У тебя они тоже есть, – сказала Матильда.

Ее мать сделала паузу, даже не прожевав кусочек печенья.

– Несколько. Но я сожалею и принимаю каждый из них. Все дело в равновесии и уважении, Матильда. Разве не этому мы пытались научить тебя все это время?

– Значит, ему просто надоело, что ковен все время был здесь, и он уехал? – спросила Матильда, игнорируя вопрос матери.

– Отчасти, – подтвердила Лотти, доедая печенье и наблюдая за Матильдой, пытаясь что-то решить, – но отчасти из-за Нанны Мэй.

– Нанны Мэй?

Лотти встала с кровати, потянулась и села на стул.

– Когда твоя бабушка перестала говорить, то, что произошло, было полной загадкой для меня и для ковена. Твой отец говорил, что это просто старость, но через несколько недель после того, как это случилось, появилось какое-то… магическое послевкусие, поэтому у меня возникли подозрения. Другой вещью, которая витала в воздухе, были новые духи, и ковен почувствовал, что твой отец проводит время с другой женщиной. Я противостояла ему, и, конечно, он отрицал это, но не раньше, чем добавил это к длинному списку причин, по которым ненавидел мой ковен.

– Какое это имеет отношение к Нанне Мэй?

– На одной из наших встреч Нанну Мэй пригласили использовать голос ковена, чтобы рассказать нам, что произошло, чтобы мы могли ей помочь. Ее голос исходил от каждого из нас, как будто мы были хором, рассказывающим ее историю как единое целое. Она видела твоего отца с женщиной в городе, она столкнулась с ним лицом к лицу и сказала ему, что если он не скажет мне, то она скажет.

Матильда наблюдала за матерью, ожидая, что та продолжит, но Лотти вздохнула, и на ее лице отразилась боль.

– Мама?

– Он взял ее голос, Матильда. Он проклял ее так, что она не могла сказать мне об этом даже в письменном виде.

– Нет, – пробормотала Матильда, качая головой, – он сделал это с Наной Мэй? Вот почему она не может говорить?

Лотти кивнула.

– Я провела последние три года, умоляя его сказать мне, какое заклинание он использовал, чтобы я могла помочь ей, но он никогда не скажет. – Лотти покачала головой и глубоко вздохнула. – Как ты думаешь, почему у ведьм шрамы остаются на лице, малышка?

– Чтобы предупредить других, чтобы держались от них подальше, – прошептала Матильда, блестящими глазами уставившись на одеяло, накрывшее ее ноги.

– Верно. Это их расплата за причинение вреда другим. Но наш род одарили заклинанием плаща, и мы должны использовать его с уважением. Вместо этого твой отец бегал повсюду, постоянно нарушая равновесие. И теперь ты тоже на грани. Он не проявил ничего, кроме неуважения к нашим обычаям, нашей семье и к самой магии.

– Я… я… – заикаясь, пробормотала Матильда. От информации, которой только что поделилась Лотти, девушка едва не потеряла голос.

Лотти подняла руки и покачала головой: