Метка рода (СИ)

Тамир потянул завязку на вороте её платья, собрал в кулаки, потянул с неё, желая скорее до кожи добраться, коснуться шёлка её плоти. Вейя не сопротивлялась, позволяя себя раздеть, и всё равно дрожала, когда стала открыта его глазам. По телу жар кинулся, дрогнула плоть, когда он вспомнил, как её бёдра сжимали его, и пустельга выгибалась, разгорячённая его напором, принимая его глубже. Нависло наваждение дурманом. Тамир усмехнулся, она околдовала его, полянка эта, и он готов был с этим согласиться. Пусть колдует, только бы его была и больше ничьей.

Вейя на него посмотрела на этот раз спокойно, без смятения и страха. Тамир повёл пальцами по тонкой ключице, убирая волосы за плечо, склонился, коснулся губами светлой кожи шеи, пахнувшей густо травами. Опустил руки вниз по лопаткам, с шелестом огладив спину, талию, подхватил под бёдра и резко оторвал её от земли. Вейя охнула, да только руками его шею обхватила, чтобы удержаться. Он к паху её прижал теснее, давая понять, насколько разгорячила его, взбудоражила. Пронёс к лежанке, опустил на шкуры, нависая, попутно срывая с себя кафтан. Вейя смотрела из-под опущенных ресниц, только колыхались отсветы очага в тенистой глубине их. И всё равно закрывалась руками, дыша часто, волнующе, когда он порты стянул, не решалась даже взгляда опустить скромная птичка, смотрела в лицо, стыдом загораясь, распаляя Тамира тем самым ещё больше. Оставшись без одежды, склонился, завладевая её губами, перехватывая участившееся дыхание, собирал горсти волос, касаясь нежной кожи, будто в пропасть провалился. Почти прорычал ей в губы от острого желания, потребности оказаться в ней. Обхватил пятернёй шею и, раскинув её ноги, толкнулся во влажную тесноту, больше не в мочи терпеть. Тамир выдохнул, проталкиваясь глубже, в глазах даже потемнело от горячей тесноты сжимавшей его плоти, от сладостной волны удовольствия, что прокатилась по спине к пояснице, вынуждая толкнуться вперёд, протискиваясь глубже. Вейя, дыша рвано, откинула голову, ногами обхватив, принимая его больше. Тамир продолжал целовать её шею, растягивая изнутри, задвигался размеренно и твёрдо, желая ощутить её всю сполна. Вздрагивала упруго грудь с острыми вершинками сосков, Тамир сжал холмик в ладони, скрутив вершинку пальцами, разгоняя по телу кровь. Губы Вейи дрожали в неровном дыхании, а тело под его напором загорячилось стремительно, доводя Тамира до пика. Он навис над ней, упираясь руками в постель, сделав несколько резких размашистых толчков, излился в неё так, что по телу влажная дрожь прошла. Остановился, склонившись к влажному виску, слыша, как рвано дышала пустельга, затаившись совсем. Едва первая марь схлынула, дохнув горячий запах её волос, повернул голову к ней, касаясь налившихся багрянцем губ.

— Не хочу отпускать тебя сейчас, со мной останешься, пустельга, в жилище моём.

Вейя сглотнула, казалось, и говорить не могла, охнула, когда он выскользнул из неё. Оторвавшись от губ, опустился к груди Тамир, жадно захватил ртом сосок. Вейя задержала дыхание, но рук с его плеч не убрала, даже выгнулась навстречу, запрокидывая голову. А когда пальцы Тамира коснулся её плоти, влажной и горячей, понял, что жаждет её снова, вжал влажную от соков плоть в её бедро.

— Тобой насытиться никак нельзя, пустельга, моя Намар.

Тамир огладил её, вдыхая пряный запах её и свой, Вейя дрожала мелко, но уже не от холода — в жилище жарко стало. И как же хорошо было рядом с ней, спокойно, будто сами духи охраняли их единение. Всё больше утверждался в своём решении — своей сделает её.

— Что значит это — Намар, хазарич, не пойму всё? — спросила негромко, чуть хрипло, поворачивая к нему голову.

Взял её ладонь, пальцы со своими переплетая, а Вейя смотрела на него с любопытством, позволяя ему касаться и ласкать между ног свободной рукой, только подрагивал живот от его прикосновений.

— Значит, холодная и поздняя, стылая осень. Когда степь замирает, дыша мерзлотой, вынуждая многие аилы сворачиваются и уходить.

Вейя отвела взгляд, устремляя его в навес, задумалась будто на миг.

— До того времени, когда я вернусь, ты научишься понимать, о чём тебе говорю. — Короткий вдох, и Тамир снова завладел её губами сладкими разгорячёнными. — А к зиме и сама станешь говорить, — прошептал глуше во влажные губы.

— Не торопись, хазарич, я сказала, что пойду с тобой, но не согласна перенимать всё.

— Тебе придётся. Я говорю на твоей речи с тобой, хочу, чтобы и ты говорила со мной на моей, пустельга, и по-другому быть не может. — Тамир прошёлся между складок мягких, погружая пальцы в готовую принять его снова влажную тугую глубину. Вейя задержала дыхание, кажется, и вовсе всякую речь потеряв. — Иногда и не нужно слов, Намар… чтобы понимать, достаточно языка тела.

— Кто же тебя научил нашему языку?

— Если тебе так нужно знать это, — Тамир задвигал пальцами внутри, заставляя ресницы Вейи задрожать, — научила моя мать.