Метка смерти

Через несколько секунд перед домом Снейдера открылась дверь автомобиля. Через оконную занавеску коротко вспыхнули задние фары, затем яркий свет озарил площадку перед домом. Там стоял черный лимузин похоронного бюро.

Снейдер протянул руку и щелкнул выключателем напольного торшера.

Напротив него в кресле на пленке из пластика сидел Вальтер Граймс в темном костюме.

Лицо и голова трупа были разъедены кислотой и выглядели обезображенными, как размазанное яйцо всмятку. Казалось, что Граймс улыбается, оскалив зубы.

Тремя годами ранее

В горной хижине в Тирольских Альпах Грит Майбах стояла напротив Томаса Шэффера. Она направила оружие на преступника – а он на нее ствол своего «глока».

Патовая ситуация. И все лишь потому, что она промедлила и не выстрелила сразу. Причиной было красное родимое пятно у него на лице, момент шока, когда она увидела его вживую. Оно действительно выглядит точно так же, как мое. Грит заставляла себя не смотреть на родимое пятно, а следить за пальцем на спусковом крючке его пистолета.

Однако она заметила, что Шэффер тоже уставился на нее с удивлением.

– Я не собираюсь нажимать на спусковой крючок, – солгала она. – Давайте поговорим разумно – как солдат с солдатом.

– Что мне с вами обсуждать? – Несмотря на все выпитые банки энергетика, его голос звучал спокойно. – У нас нет ничего общего.

– Вы ошибаетесь. – Она назвала ему дату своего рождения. Может быть, сейчас это было преимуществом.

– Что за подлая уловка? Стрелков этому сейчас учат на курсах горной психологии?

Значит, он знает мою специализацию, – подумала Грит. Тогда он, вероятно, в курсе, что она без колебаний застрелит его, чтобы спасти собственную жизнь и, прежде всего, жизнь других. Горных стрелков не учат пощаде. Для этого дирекции земельной полиции нужно было отправить взвод полицейских с переговорщиком.

Не выпуская Шэффера из вида, Грит огляделась в хижине. Краем глаза она заметила, что оконные ставни закрыты. Значит, полковник Айхингер не сможет увидеть, что присходит в комнате.

Кроме кровати, на которой Шэффер, видимо, лежал с анораком вместо подушки, шкафа и открытого камина, где потрескивали поленья, в хижине ничего не было.

Спартанское убежище для патруля в военной закрытой зоне. За спиной Шэффера на веревке висели футболка, свитер и дождевик.

– Ну что теперь? – У него был легкий баварский акцент. – Сколько вас?

– Я одна, – солгала Грит.

Шэффер улыбнулся. Конечно, он ей не поверил. Его грудные мышцы напряглись, несмотря на внешнее спокойствие. Торс был выбрит, а на шее висели только его армейские жетоны.

– Где вы родились? – спросил он.

– Я не знаю. – На этот раз Грит говорила правду. Выросла она в детском доме в Куфштайне, но сейчас уже не проболтается. Она и так слишком много выдала ему, назвав дату своего рождения.

– Я тоже не знаю. Во всяком случае, вырос я в Регенсбурге, в приюте, – спокойно сказал он.

– Мне это известно, – заметила она.

По необъяснимой причине Грит все еще медлила с выстрелом. Ствол его оружия был направлен ей в грудь. Даже если у него еще будет время нажать на крючок, его пуля вряд ли серьезно ее ранит. К тому же под комбинезоном на ней был пуленепробиваемый жилет. Пуля хотя и пробьет кевлар, тот все равно погасит скорость. Шансы у Грит были хорошие. И тем не менее она ждала.

Похоже, Шэффер это заметил, потому что спокойно продолжал:

– Твои родители от тебя тоже отказались? Почему?

Хорошая комбинация. К тому же он вдруг использовал доверительное ты. Возможно, за последние месяцы она была первая, с кем он мог нормально поговорить.

– Я не знаю – и мне все равно, – сказала Грит. Она никогда не видела своих отца и мать.

Он вдруг грустно улыбнулся.

– Паршиво, когда живешь с чувством, что собственная мать тебя не захотела.

– Может, ей было шестнадцать или она была наркоманкой или из строгой религозной семьи. Возможно, она стыдилась или у нее уже было слишком много детей. – Грит попыталась применить немного психологии. – Наверное, так было лучше.

– Лучше для кого? – возмутился он. – А может, она просто заберемела от богатого женатого мужика, у которого убиралась в доме, который заставил ее и вообще-то должен был содержать меня. Языковые курсы в Лондоне, золотые часы на конфирмацию, учеба в университете.

– Вы пошли в армию, потому что вам нужны были деньги?

– У меня было мало других возможностей. Я направил всю свою злость в спорт.

Она разглядывала его голый торс. Это заметно.

– Армия дает человеку чувство новой семьи и принадлежности. Но в конце концов вы больше не выдержали, слетели с катушек, – продолжила она его историю.

– В Кувейте, Ливии, Афганистане и Судане я видел такие вещи, какие ты и злейшему врагу не пожелаешь.

– Существует психологическая поддержка.

– Забудь – со мной не работает!

Тут Грит услышала хруст снега за окном. Как только она инстинктивно повернула голову в сторону, сразу поняла, что совершила ошибку.