Покровы были сброшены полностью, был открыт каждый сантиметр кожи пустого. Неизвестного, безымянного, совершенно нагого человека. Он лежал на спине, разжав ладони. Округлые локти уткнулись в стеклянные стенки. Грудь впалая, кожа слегка посинела от окружавшей его жидкости. Не удержавшись, я осмотрела его всюду. Глаза закрыты, рот полуоткрыт, словно готов вздохнуть, заговорить, закричать. Человек сохранён не в виде книги, а как экспонат – трофей, предостережение.
Пустой.
Мы стояли и смотрели. Стояли так близко, что могли различить замысловатые линии на подушечках пальцев или сосчитать волоски на бёдрах. Мы словно застали человека в ванной. Только перед нами был стеклянный резервуар, а человек лежал под водой.
Я стояла так близко, что могла рассмотреть всё, но ничего не видела. Не было ни одного рисунка, ни слова, ни знака. Лишь безмолвное тело. Его хранили как предупреждение – пустой, захваченный когда-то и помещённый в музей. Учительница объяснила, что только тот, кому есть что скрывать, станет хранить историю своей жизни в душе, а не на теле.
Я представила, как секреты пожирают его изнутри, точно черви под кожей. Это тело было набито гниющей плотью, словно накрепко запертый ларец, хранящий постыдные тайны.
Охваченная внезапной волной паники, я взглянула на собственную руку, чтобы посчитать метки прожитых лет. Перевела взгляд на Верити и других одноклассников, с облегчением читая знакомые истории на каждом из них. Никаких секретов. Только правда без покрова.
Остальные экспонаты в том небольшом зале свидетельствовали о жестокости пустых. Смотреть на них было мучительно. Стеклянные витрины отражали свет и раскрывали жуткую правду. Рядом с фотографиями на белых карточках были от руки написаны пояснения – свидетельства очевидцев, иногда встречались даже записи, собственноручно сделанные пустыми, их планы нападения на нас. Потом раздались взволнованные голоса мальчишек, они звали нас посмотреть на что-то особенное. Мы с Верити подошли к ярко освещённому ящику у дальней стены, и я прочла пояснение:
На лезвии темнели какие-то пятна, похожие на ржавчину.
– Смотри, кровь! – шепнул кто-то.
Рукоятка ножа истёрта, будто её часто держали умеренной рукой. У нас на кухне похожим ножом режут мясо и овощи.
Клемент был не единственным из пустых, кто расчленял тела невинных людей, чтобы похитить их знаки и погубить души, но он был, по всей вероятности, одним из наиболее успешных в этих делах. Как и все пустые, он действовал с изощрённой жестокостью. Мужчины, женщины, дети – его безжалостная рука не щадила никого. За два года до выхода Указа о выселении Клемента наконец поймали и казнили.
Понятно, почему пустые действовали именно так. Можно сказать, умное решение, если бы только речь не шла об убийствах. Если не сохранить на коже знаков обо всех важных событиях в жизни, не превратить кожу в книгу или потерять хоть кусочек кожи с рисунками и знаками, то поступки твои лягут на душу тяжким грузом и надежда на вечную жизнь угаснет. Худшего и вообразить невозможно!
Я всё стояла у стеклянного ящика с экспонатами: кучка перьев, сморщенный кусочек ткани рядом с ножом… Одноклассники разбрелись по залу, и я шагнула ближе, чтобы рассмотреть тот кусочек ткани. Это была не ткань. То, что издали напоминало старую мешковину, вблизи оказалось лоскутом человеческой кожи с детской ручки. Я сосчитала метки возраста. Год, два, три… четыре.
Я в ужасе прошептала о своей находке Верити. Подруга нахмурилась и кивнула. Тогда, в музее, мы многое поняли о мире вокруг нас. Всё оказалось куда сложнее и страшнее, чем мы себе представляли. Закрыв глаза, я прикидывала, какими знаками и рисунками покрою свою кожу. Как же мне хотелось вырасти, чтобы знаки поскорее защитили меня, словно доспехи.
Потом мы вернулись в школу и записали впечатления о посещении музея в свои толстые тетради. Учительница снова попросила нас ничего не говорить младшеклассникам. С того дня мы больше не играли в героев сказки о Белой Ведьме. А время чтения преданий и легенд в школьном расписании заняли уроки истории.
Глава одиннадцатая
День объявления оценок выдался солнечным, но прохладным. От волнения не могу даже думать о еде, уже хочу приодеться, выглядеть достойно. Надеваю любимое платье, примеряю шаль с лиловыми, серыми и оранжевыми нитями. Укутав плечи, оставляю руки открытыми, и закалываю на плече красивой брошкой – подарком от родителей на день рождения. Папин кулон прячу под платье, надеюсь, деревянный листик принесёт мне удачу. Короткие волосы зачёсываю назад и закалываю на затылке, освежаю лицо и наношу на кожу несколько капель масла, чтобы показать татуировки во всей красе. Дрожащими руками беру сумку, скользя по ремешку вспотевшими, липкими от масла пальцами.