Меткие стрелки

— Мне и здесь неплохо, — отвечал он. — Вы снарядами работаете, а мое ремесло пулевое, охотничье. Все Грязновы охотничьего рода: и отец мой, и дед, и прадед. Не сулите мне пряников, я с винтовкой не расстанусь.

Он был не очень словоохотлив и любил больше слушать, чем говорить. Но однажды на привале удалось и его втянуть в разговор.

— Я еще совсем мальцом был, — неторопливым басом рассказывал Парфен Иванович, — когда отец подарил мне берданку и начал обучать лесной науке. Идем чащей, он говорит мне:

«Померяй, сколько до той лиственницы будет... Сорок шагов? Ладно. А будешь в поле, прикинь там сорок шагов - разно покажется. Хочешь быть охотником — не ленись, меряй. У тебя в глазах аршин должен быть».

Покоя мне с этим «аршином» не было. Идем просекой.

«Сколько до соснового пня?»

«Пятьдесят шагов», — отвечаю.

«Нет, — говорит, — все семьдесят будет».

Померяю, и правда — семьдесят. У старика моего, Ивана Степановича, на этот счет ошибки не было. Помню, отсчитал я, сколько шагов от опушки до стога, — полтораста было. Как-то ночью привел меня отец на то же место.

«Сколько?» — спрашивает.

В темноте я стога не узнал — большим он мне показался.

«Восемьдесят», — говорю.

А старик смеется:

«Это тебя мрак обманывает. Приглядись-ка получше. Ведь стог-то меряный».

Только я немного наловчился, осень настала, лист опал, и опять мой «аршин» задурил. Даль иною кажется, глаз к тому не привык, ну и врет.

«Батя, — говорю я отцу, — не быть мне охотником. Таланта нету, никак не совладаю с твоим «аршином».

А старик утешает:

«Ничего, привыкнешь. Птенец тоже не сразу летит. Во всем сноровка нужна. Выпадет снег — еще больше врать будешь. Сажень за аршин покажется. А ты примечай, мало-помалу и научишься».

Два года отец меня по тайге водил. Всякий след показывал, объяснял, как какой зверь кричит, учил, как по листьям и звездам дорогу найти, как костер разжечь, как в непогодь укрыться. И за те два года я от нашей заимки на тридцать верст всю тайгу перемерил. Сам не заметил, как глаз у меня навострился, и стал я не хуже старика «аршином» мерить. На третью осень дал мне отец припас, снарядил всем, что нужно.

«Теперь, — говорит, — ты на ноги стал. Можешь в тайгу без няньки идти».

Вот я и сделался промышленником. А было мне в ту пору пятнадцать годков. Когда на белку ходил, на куницу или на соболя, «аршин» мне не очень нужен был — стреляешь близко.

А вот по дальнему зверю — по сохатому (так лося у нас называют), по тигру (два раза и по тигру пришлось) — «аршин» очень нужен, а то прицел не угадаешь.

На войне охотнику без «аршина» и вовсе не обойтись. Враг русской пули боится, близко к нему не подойти. Значит, меряй аккуратно, а то зря пулю истратишь.

Таблица видимости

Вероятно, каждому приходилось наблюдать, как уходящие вдаль шпалы железнодорожного полотна или телеграфные столбы постепенно становятся все меньше и меньше, пока наконец где-то на горизонте совсем не скроются из глаз. Это, конечно, только иллюзия: на самом деле шпалы и телеграфные столбы и вблизи и вдалеке одинаковой величины. Глаза нас обманывают.

«Воробей, прыгающий под ногами, кажется нам больше, чем орел, взлетевший на высокий утес», — говорят горные охотники. Пространство как бы уменьшает предметы, лишает их формы и цвета.

На расстоянии в 200 метров вы отчетливо увидите цвета опознавательных знаков на самолете, но уже с 300—400 метров различите только их очертания — они покажутся вам серыми, расстояние поглотит цвет.

Этим недостатком нашего зрения можно, однако, воспользоваться для того, чтобы приблизительно определять, как далеко от нас находятся люди и предметы. Ведь чем они дальше, тем хуже видны. Можно даже составить специальную таблицу видимости.

Уходящие вдаль телеграфные столбы становятся все меньше и меньше.

Вы увидели в поле солдата и можете различить его лицо: от вас до этого солдата будет не больше 100 метров. Попробуйте проверить — и вы убедитесь, что это правильно.

Но вот солдат отошел подальше, лицо его расплылось в смутное пятно, хотя еще видны очертания головы и плеч. Теперь он находится от вас на расстоянии от 100 до 200 метров. До 150 метров будут еще видны пуговицы и погоны.

Солдат продолжает идти. Его голова и плечи слились в одну точку, но еще можно различить цвет гимнастерки и брюк — расстояние от 200 до 400 метров.

Уже и цвет одежды не виден, только заметно, как передвигаются ноги, — расстояние от 400 до 1000 метров.

А солдат и не думает отдыхать. Он бодро шагает вперед и кажется теперь темной черточкой.

Никаких очертаний фигуры уже не различишь — до него от 1 до 2 километров. Наконец он превратился в едва заметную, крохотную точку вроде булавочной головки — солдат ушел от вас дальше чем на 2 километра.

Если вы не близоруки, то в 150 метрах увидите подсумки с патронами на поясе у бойца, саперную лопату и винтовку с примкнутым штыком, метрах в 700-800 различите головы лошадей, на расстоянии в 900 метров сможете сосчитать количество орудий, движущихся по шоссе, и на расстоянии километра отличите пехоту от кавалерии.