Меткие стрелки

Коварная тыква топит широконосых простофиль до тех пор, пока стая, испуганная неосторожным движением, не уберется наконец восвояси.

Хороший охотник и на войне не сплошает. Охота делает его зорким и чутким, охота учит его маскироваться. Недаром знаменитый монгольский полководец Чингисхан говорил, что «охота — школа войны».

Прекрасными охотниками были индейцы Северной Америки. Охотничьи навыки индеец применял и «выходя на военную тропу». Неслышно, как тень, крался он в лесной чаще. Каждая кочка, каждый кустик служили ему укрытием. Надо переправиться через реку, а кругом враги. Индеец столкнет в воду дерево и плывет, плотно прижавшись к стволу. Нужно было обладать очень острым зрением, чтобы в склоненных над водой ветвях разглядеть затаившегося воина.

Индеец умел становиться невидимым, залезая в дупло старого ясеня, прячась в бобровой хижине или в туше убитого бизона. Выходя на разведку, он надевал волчью шкуру и ночью бродил на четвереньках вокруг вражеского лагеря, подражая при этом вою волков.

Множество скальпов потеряли в борьбе с индейцами англосаксы. Привыкнув сражаться сомкнутым строем, они оказались бессильными в лесной войне, где основное оружие — хитрость, засада, где невидимый стрелок исподтишка поражает намеченную жертву пулей или стрелой.

Фенимор Купер устами своего героя Следопыта не раз издевался над «глупостью какого-нибудь шотландского или ирландского дурака, который больше заботится о похлебке или картофеле, чем о засадах и ружьях индейцев... Опыт нисколько не делает их благоразумнее. Они свертываются в колонны и батальоны в лесу, будто на параде у себя на родине, о которой они так много толкуют. У одного краснокожего больше хитрости, чем у целого полка, прибывшего из-за моря...»

Искусство оставлять врага в дураках

В искусстве дурачить врага настоящими мастерами были запорожские казаки.

Бывало задумают татары отдохнуть в степи. Стреножат коней, пожуют вяленой баранины и лягут вздремнуть. Горячо жжет степное солнце, а кругом тишина. Часовых от зноя одолевает сонная одурь. Но вот один встрепенулся и широко раскрыл тяжелые веки. Показалось ему, будто стог шевельнулся. Тревожно глядит он, а над сеном гудят пчелы. Нет, видно, со сна почудилось. И татарин снова погружается в ленивую дрему.

А стога действительно движутся, то не почудилось часовому. Движутся медленно и осторожно, все уже смыкая круг возле вражьей стоянки. И вдруг пронзительный свист несется над степью, гремят выстрелы, и проснувшиеся татары с ужасом видят, что над ними склонились чубатые запорожцы и вяжут их сыромятным ремнем.

Надо запорожцу выведать, что делается у турок, а те на голом песчаном берегу: место открытое, никак не подберешься. Но запорожец и тут найдется. Разденется донага, вымажется сырой глиной, а потом давай кататься в песке. С ног до головы оденется в песчаный кафтан, только глаза блестят, и ползет на берег. Всё высмотрит, а его ни один турок не заметит.

На утлых своих челнах плыли запорожцы и к устью Дуная и к берегам далекой Анатолии. Погонится за ними большой турецкий корабль. Быстро несут его широкие желтые паруса. Грозно глядят черные жерла пушек. И сразиться с ним не под силу, и на веслах от него не уйти.

Выгребут тогда сечевики на солнце, и ослепленные турки теряют их на время из виду. А казаки подадутся к берегу, затопят челны, а сами — под воду. Стоят на дне и дышат через трубки, сделанные из сухого камыша.

Подойдет корабль — что за чудо: ни челнов, ни казаков! Порыщет у берега, да так ни с чем и уберется. А казаки поднимут челны, вычерпают из них воду и пойдут спокойно домой, да еще смеются над турками: вот, мол, дурни!

Замечательную казацкую сметку показал атаман Ермак в битвах с сибирским ханом Кучумом. Он разгадывал вражеские уловки и хитрость побеждал хитростью.

Плыл атаман со своей дружиной на стругах по Тоболу. Донесли ему лазутчики, что знатный Кучумов чиновник-есаул Алышай — там, где берег к берегу теснится, перегородил реку цепями, караулит русских.

Ермак велел связать пучки хвороста и надеть на них казацкие кафтаны. Как стали приближаться к засаде, рассадили чучела по стругам. Оставил Ермак на судах рулевых, а с остальной дружиной сошел на берег.

Хоронясь за кустами, продвигались казаки к засаде. Струги доплыли до цепей, остановились, начали в груду сбиваться. Алышай махнул саблей. Замелькали стрелы, полезли Алышаевы воины на струги. Тут им в спину неожиданно ударила казацкая дружина.

Грохнули пищали. Березняк окутался дымом. Поняли татары обман, бросились от чучельной рати на берег. После жестокой сечи, потеряв половину своих воинов, Алышай едва-едва пробился к лесу.

Уменье быть невидимым было главным правилом всего казачьего воинского искусства. Прежде чем получить коня и оружие, молодой казак подвергался испытанию: он должен был пролежать несколько часов в камыше, траве или кустарнике под самым носом у неприятеля и ни одним движением не обнаружить себя.

Привычные к неожиданностям и превратностям войны, казаки умели быстро найти выход из любого, даже самого трудного положения.