Меткие стрелки

— Раз уж они проверили, лучшего места теперь не найти, — сказал он наконец. — По-моему, глупо его бросать.

— Останемся, — коротко ответил Рындик,

И они лежали в печке всю ночь и весь следующий день, стреляли в наблюдателей и пулеметчиков, дрожали от холода, кашляли, дышали сажей.

Только на следующую ночь вернулись они в роту. Даже невозмутимый Погорельцев охнул, увидев их. Рапорт снайперов он выслушал стоя.

— Благодарю за службу, — сказал он строгим голосом, потом велел выдать Рындину и Симакову по куску мыла. — Впрочем, нет, по два, — усмехнулся он, — а то они никогда не отмоются.

Снайпер ловит цель

Бои глазами

Тихо и безлюдно в поле. Лютики желтым ковром покрыли болотистую лощину, в кустах хрипло кричит коростель, над зеленым холмом трудолюбиво снуют пчелы. Солнце стоит высоко. Над землей струится горячий воздух. Налетит ветерок, зашелестит листвой в осиннике, потеребит прошлогоднее сено — и снова июльский ленивый зной.

Но не доверяйте этому мирному безлюдью. Взвилась красная ракета, и тихое поле внезапно преобразилось. Безобидный холм, поросший сочной травой, оказывается пулеметным дзотом; из болотистой лощины, завывая, несутся мины; осиновая роща сотрясает воздух громом артиллерийских залпов; стога сена рассыпаются, и, скрежеща гусеницами, мчатся вперед грозные танки. Тот, кто заметит все это лишь в разгар боя, может потерпеть поражение. Притаившегося врага надо отыскать заранее.

Бою стали и огня предшествует бой глазами.

Целые армии пехотных, артиллерийских и воздушных наблюдателей ведут трудную и упорную борьбу. Их оружие — бинокли, перископы, стереотрубы, специальные фотокамеры — не менее грозно, чем снаряды и пули.

Сотни глаз пытливо следят друг за другом, сотни взглядов скрещиваются в молчаливом поединке. И горе тому, кто окажется «слепым». «Слепого» не спасет мощь его оружия. Он будет беспомощно метаться, не зная, откуда ждать удара и куда направить свой прицел.

Зрячий среди слепых

«Никогда не пренебрегайте вашим противником, но изучайте его войска, его способы действия, изучайте его сильные и слабые стороны», — наставлял Суворов своего офицера Александра Карачая.

Современники поражались уменью Суворова разгадывать намерения врага. Им казалось, что он сумел невидимкой проникнуть в неприятельский лагерь и подслушать все, что там говорилось на военном совете. Солдаты были уверены, что Суворов «знал все на свете» и «проницал замыслы врага».

Чтобы «прощупать» противника, Суворов не жалел трудов и часто лично вел наблюдение.

— Осведомленный, — говорил он, — подобен зрячему среди слепых.

В сентябре 1789 года под Рымником шестидесятилетний полководец залез на высокое дерево и долго обозревал турецкие позиции. Оказалось, что главное их укрепление не закончено, ров неглубок, насыпь невысока. Суворов принял исключительное решение — бросил в атаку на укрепления конницу. Внезапный удар ошеломил турок, и стотысячная армия в панике бросилась наутек.

По-суворовски видеть должен советский снайпер. Ведь наблюдение — его обязанность. Искусный стрелок гордится не меткостью, а умением разыскать ловко спрятавшегося врага.

— Попасть в цель — штука не очень хитрая, — говорил своим ученикам снайпер Михаил Сурков, уничтоживший семьсот фашистов. — А вот попробуй разыщи подлеца, когда он в грязи да в листьях вываляется и за кочкой приникнет. Тут, брат, поморгаешь! Хороший прицел еще полдела, главное — умные глаза!

Соколиный глаз

Аршинные буквы афиш, яркие огни реклам, цветные фонари светофоров всегда к услугам горожанина. Они словно берут его за руку и, как заботливая няня, ведут по шумным, многолюдным улицам.

«Осторожно, трамвай!» — предупреждает красный глаз светофора. «Здесь булочная», — любезно сообщает оранжевая вывеска. «Заходи сюда — ресторан!» — перебивают ее зеленые буквы световой рекламы. «Сворачивай направо», — указывает шоферу синий сигнал.

Красный снайпер под Царицыном. С картины художника М. Грекова.

Как мускулы человека, не занимающегося физическим трудом, становятся дряблыми и бессильными, так и глаз горожанина, привыкший к услугам этих проводников, отучается видеть.

Дерсу Узала, всю жизнь проведший в уссурийской тайге, не раз ворчливо выговаривал своему другу и спутнику по скитаниям Арсеньеву: «Глаза у тебя есть, а посмотри — нету». Старый гольд сердился не зря. Попадая в тайгу или в степь, горожанин как бы «слепнет».

В городе и плакаты, и рекламы, и указатели буквально «бросаются в глаза», а здесь изволь определить по чуть примятой траве, по двум шерстинкам, кто прошел: свирепый тигр или трусливый барсук. Не под силу это человеку, никогда не ездившему дальше конечной остановки трамвая. И он только глазами беспомощно хлопает. Он не в состоянии определить по цвету крови, куда ранен лось, и даже по «печатной пороше» не всегда скажет, чей след — лисы или собаки. А идти безошибочно двое суток за соболем, как сибиряк-промышленник, — это для него уж просто чудо.