«А вслед за тем послал другое письмо. Г. Но на это, второе, ответ получить не надеялся. Что-то там такое случилось, вследствие чего всякая связь прервалась. Но догадаться нетрудно: кто-то явился и что-то сказал, вследствие чего там возник барьер. И точно, ответа не получил!»[163]
. Та же ситуация, что и с «Крокодилом» Чуковского, причем в том же году. (Прошу обратить внимание на короткое предложение, состоящее всего из одной буквы «Г». Значит, более четкого обозначения не требовалось. Были, были разговоры между ними о Горьком…)Таким образом, Булгаков имел возможность на личном опыте познать оборотную сторону доброты Горького. Теперь представим, что на этот опыт наслаиваются острые впечатления от рассказов Вересаева, Ахматовой, Мандельштам… И что в это же самое время готовится роман «Мастер и Маргарита»…
Глава XVIII. Горький и Булгаков: два автора одного театра
«Враги» стали волнующим художественно-политическим событием середины 30-х годов.
Раз уж затронули взаимоотношения Булгакова и Горького, то неправильным будет не раскрыть еще один их аспект, и весьма необычный. Взаимоотношений непрямых, хотя и косвенными их тоже вряд ли назовешь… Тем более с позиции Булгакова…
Речь идет об отношениях двух авторов одного театра – Художественного. Точнее сказать, об отношении театра к двум своим авторам.
Для общей характеристики позволю себе привести мнение хотя и не современника этих авторов, но зато работника МХАТ и известного булгаковеда А. М. Смелянского:
«Сезон 1935/36 года Художественный театр начал премьерой „Врагов“. Старая горьковская драма, выбор которой внутри театра мало кто понимал, оказалась на редкость актуальной. „Враги“ стали волнующим художественно-политическим событием середины 30-х годов, еще раз подтвердив непревзойденное чутье Немировича-Данченко к цвету нового времени»[165]
.Это мнение специалиста несколько не совпадает с отношением к этому вопросу Булгакова. При оценке содержания дневниковых записей Елены Сергеевны будем иметь в виду высказанное как-то и, безусловно, справедливое суждение М. О. Чудаковой о том, что эти дневники в значительной степени отражают и мнение самого Булгакова.
«4 января 1934 г. В МХАТе началась репетиция „Врагов“. На каком-то спектакле этой пьесы недавно в Малом театре в правительственной ложе была произнесена фраза:
– Хорошо бы эту пьесу поставить в Художественном театре»[166]
.Оказывается, вдохновляющим фактором для «непревзойденного чутья к цвету нового времени» явилась фраза из правительственной ложи …
Выдержка из письма Булгакова П. С. Попову от 26 июня 1934 года (по поводу пятисотого спектакля «Дней Турбиных»): «И Немирович прислал поздравление Театру. Повертев его в руках, я убедился, что там нет ни одной буквы, которая бы относилась к автору. Полагаю, что хороший тон требует того, чтобы автора не упоминать. Раньше этого не знал, но я, очевидно, недостаточно светский человек»[167]
.Полные горечи слова. Ведь Булгаков не мог не знать о том, что за три месяца до этого, 14 марта, Горькому была направлена поздравительная телеграмма Немировича-Данченко по поводу 800-го представления «На дне»[168]
. Это событие настолько соответствовало «цветам времени», что впоследствии было отражено в горьковской «Летописи…». И еще одно яркое событие, датированное «Летописью» 24 апреля того же года: «Готовится к постановке пьеса «Враги». Зато 24 августа в дневнике Елены Сергеевны появляется красноречивая запись: «Станиславский, по его словам, усталый, без планов <…> „Чайку“ не хочет ставить. Хотел бы и „Врагов“ снять, „Но – говорит, – это не удастся, надо ставить“»[169]. Выходит, что у «Ка Эс», как и у всей труппы, тоже не было чутья к «цвету нового времени».Но и этого мало; навязанный из правительственной ложи спектакль в определенной степени «перешел дорогу» булгаковскому «Мольеру», о чем свидетельствует сам Булгаков в адресованном П. С. Попову письме от 14 марта 1935 года:
«Кстати, не можешь ли ты мне сказать, когда выпустят „Мольера“? Сейчас мы репетируем на Большой Сцене. На днях Горчакова оттуда выставят, так как явятся „Враги“ из фойе. Натурально, пойдем в Филиал, а оттуда незамедлительно выставит Судаков (с пьесой Корнейчука…)»[170]
.В этом отрывке уже сама форма обращения к не имевшему никакого отношения к МХАТ П. С. Попову с вопросом «когда выпустят?» носит иронический смысл. К тому же это словечко – «явятся»… Булгаков явно относился к горьковской пьесе без должного пиетета. Что же касается «Мольера», то здесь действительно все шло не гладко. Как свидетельствует дневник Елены Сергеевны,
«… 15-го [мая 1934 года] предполагается просмотр нескольких картин „Мольера“. Должен был быть Немирович, но потом отказался.
– Почему?