Метод инспектора Авраама

– Уже ничего не произойдет, Ави. Они не позвонят, – сказала Илана. – А это говорит о том, что завтра тебе предстоит тяжелый, маятный день. И с душевной точки зрения тоже. Тебе будет непросто допрашивать мать Офера, нужно набраться сил.

Авраам принял ее совет лишь потому, что был привычен к этому и слишком устал, чтобы думать. На обратном пути он снова остановился возле длинного дома на улице Гистадрут, к которому его тянуло, будто это была страна детства, куда возвращаешься непонятно зачем. В квартире, где до недавнего времени жил Офер, было темно. Завтра утром инспектор зайдет сюда с тремя или четырьмя полицейскими и попросит Рафаэля и Хану Шараби пройти с ними на срочный допрос. И если они откажутся, он предъявит им ордер на арест.

По улице шел Зеев Авни.

Поначалу Авраам не поверил своим глазам. Решил, что у него от усталости в голове помутилось. Но это был Авни, который шел по улице к дому и толкал коляску с ребенком. Рядом шла его жена.

Когда перед рассветом Зеев переварил их предложение и понял, что менты не собираются приписывать ему преступлений, которых он не совершал, и не обратят против него слова, которые Авни произнесет по телефону, он попросил, чтобы его на пару минут оставили одного в следственной камере, потому что он хочет подумать. Полицейские ждали в коридоре, пока не услышали, что Зеев стучит в дверь. После этого они вошли, и учитель сказал:

– Не очень-то понимаю, что кроется в вашем предложении, но я это сделаю. – Он посмотрел Аврааму Аврааму в глаза и добавил: – Мне важно, чтобы вы поняли: я делаю это ради вас. Потому, что я полагаюсь на вас и потому, что просите именно вы. До сих пор я только вредил вашему следствию. Теперь, раз вы просите, я готов помочь. И еще – из-за моей семьи. Думаю, моя жена хотела бы, чтобы я это сделал. Но у меня ощущение, что из всего, что я до сих пор сделал, и вроде бы понапрасну, это дело самое жуткое.

Теперь инспектор увидел Авни перед входом в дом учителя – как он отстегивает ремни коляски, как одной рукой раскачивает ребенка, а другой складывает коляску. Сыщиков Зеев поблизости не приметил, но, судя по всему, догадывался, что кто-то на него смотрит.

И никто не смог бы услышать, как Авраам прошептал у себя в машине:

– До свидания, Зеев.

* * *

В одиннадцать ночи зазвонил мобильник. Авраам очнулся от тяжелой дремы – полностью одетый, сидящий в кресле, с включенным телевизором.

Снова Илана. Она хотела проверить, все ли готово.

– Завтра в полседьмого я в участке, – сказал инспектор. – К Шараби мы придем в семь и подождем, пока не уйдут дети.

– И сделай все так, чтобы они согласились прийти без ордера на арест, – попросила Лим.

Авраам выключил свет.

Назавтра, чуть позже семи утра, ровно через три недели после той среды, когда в его кабинет вошла мать Офера, на некотором расстоянии от ее дома остановились две патрульные машины. Дальше по улице, у продуктового магазинчика, стоял фургон фирмы «Штраус», водитель которого выгружал товары.

В полвосьмого Хана Шараби вышла на улицу. Рядом с ней тяжело, неуклюже ковыляла девочка-подросток по имени Данит. Авраам увидел ее впервые. Она была выше и массивнее матери и смотрела упертым взглядом в асфальт у себя под ногами. Они несколько минут подождали у подъезда, все время держась за руки. Подъехал желтый минибус, из которого вышел водитель, чтобы помочь Данит влезть внутрь. Хана дождалась, когда дочка усядется, и помахала ей на прощание.

Без десяти восемь Рафаэль Шараби отвез младшего сына в садик. Машина, в которой сидел Шрапштейн, последовала за ним. Через двадцать пять минут Рафаэль вернулся домой, и вскоре после этого услышал стук в дверь.

В ордере нужды не было – супруги Шараби не отказались идти в участок.

– Но зачем же так? – только и спросил Рафаэль. – Мы дожидались вашего звонка и пришли бы по первому вашему слову!

Ни он, ни его жена не стали сопротивляться и последовали в полицейский участок.

Поняли ли они, что допрос будет отличаться от тех, предыдущих, на которые их приглашали? Если и поняли, то ничего не сказали, даже когда полицейские предложили им поехать в разных машинах.

Авраам Авраам сидел спереди, а мать Офера – позади него. В течение всего короткого пути они не обменялись ни словом. И инспектору не хотелось смотреть на ее отражение в зеркале.

Супругов Шараби ввели в участок с заднего подъезда, через стоянку, и поместили в разные следственные камеры.

14

Перед ним сидела мамаша. Отнюдь не очередная мамаша.