Метод К. С. Станиславского и физиология эмоций

Здесь нам хотелось бы подчеркнуть одно обстоятельство, мимо которого прошли исследователи гипноза. Мы полагаем, что сила гипнотического внушения в значительной мере обусловлена деабстрагированием речевых сигналов. Процесс торможения, роль которого выявлениях гипноза так велика, частично разрушая множественные связи словесного раздражителя, делает его более конкретным, чувственно определенным, а потому сильнее действующим на вегетативную сферу. Еще 3. Фрейд (1923, стр. 126) подметил, что словесные ассоциации нередко предстают в сновидениях в виде конкретных зрительных образов.

Итак, ведущее значение в механизме гипнотического внушения принадлежит тормозному процессу. Именно торможение обусловливает расчлененность, разорванность высшей нервной деятельности, доминирующее положение зоны раппорта, частичное деабстрагирование словесных раздражителей, парадоксальные силовые отношения между сигналами первой и второй мозговых систем. Откуда же, каким путем возникает торможение при гипнозе?

И.П. Павлов много раз говорил о гипнозе как о замедленном переходе от бодрствования ко сну, как о состоянии промежуточном между сном и бодрствованием. Подобное представление весьма условно и требует к себе критического отношения. Если мы будем очень медленно вводить человеку снотворное, нам не удастся наблюдать ничего даже отдаленно напоминающего гипноз. Здесь возможны только два варианта. Или человек отдает себе отчет в том, где он находится и что с ним происходит, или погружается в сон.

Сознание, т. е. критическое отношение к происходящему, исчезает в таких случаях мгновенно, по принципу «все или ничего»

. Вообще, «неодолимость» гипнотического внушения явно преувеличена. Никому, никогда еще не удавалось загипнотизировать здорового человека, если он сам не желал стать объектом внушения, активно ему сопротивлялся. О сохранении в гипнозе высшего кортикального контроля свидетельствует тот факт, что никогда загипнотизированном нельзя внушить действий, противоречащих его моральным установкам. Только обыватели наивно полагают, что человека в состоянии гипноза можно заставить совершить преступление или аморальный поступок.

Образно говоря, загипнотизированный «разыгрывает»

состояние гипноза до тех пор, пока приказ гипнотизера не пойдет вразрез с контролем испытуемого за своим поведением. Общее между сном и гипнозом заканчивается на том факте, что и в первом, и во втором случаях мы имеем дело с торможением значительной массы нервных структур головного мозга.

Более того, условно-рефлекторная деятельность человека во время гипноза характеризуется теми же основными закономерностями, которые присущи состоянию бодрствования (Ф.П. Майоров, И.И. Короткий и М.М. Суслова и многие другие). Повторные внушения мнимых нагрузок, например мнимого питья воды, сопровождаются постепенным уменьшением величины соответствующих реакций, т. е. подвергаются угашению (М.Л. Липецкий, 1961). По данным Диаманта (I. Diamant, 1959), электроэнцефалограмма и реактивность на внешние раздражения в состоянии гипноза не отличаются от аналогичных показателей в период бодрствования и имеют мало общего с электроэнцефалографической картиной естественного сна.

Вместе с тем было бы серьезной ошибкой ставить знак равенства между гипнозом и бодрствованием. Реакции человека в гипнозе подвергаются существенным изменениям. Если у бодрствующего субъекта выработать условный мигательный рефлекс на звук, экспериментатору сравнительно легко обнаружить симуляцию глухоты, так как произвольное задерживание мигания будет сопровождаться приподниманием века (Р.В. Авакян, 1960). Иное дело гипноз.

Человеку можно внушить «отсутствие» звука, и звук станет безразличным, неощущаемым раздражителем, мигательная реакция исчезнет (И.И. Короткий и М.М. Суслова, 1960). Тысячелетний опыт человечества убеждает, что в случае гипноза мы имеем особое состояние высшей нервной деятельности, отличное и от обычного бодрствования и от естественного сна.

Конкретные физиологические механизмы гипноза еще ждут своего изучения, и ясность в этот вопрос внесут не умозрительные построения, а точные экспериментальные факты. Пока мы можем наметить только пути подхода к этой сложнейшей проблеме, основанные на принципе историзма, т. е. на стремлении проследить генезис явления, истоки его происхождения.