– Спасибо за информацию, ты мне очень помогла. Я бы с удовольствием пообщался с тобой еще, напиши мне.
Чувствую, как Лана дергается вперед, но сильнее стискиваю ее руку, останавливая. Андрюша хочет, чтобы я поверил в ее предательство? Серьезно? Не показываю ни одной эмоции, и он улыбается шире. Еще немного, и рожа треснет. Как бы я хотел этому поспособствовать, но пока рано.
– Вы так трогательно держитесь за руки. Ли, неужели ты думаешь, что она за тебя? Неужели веришь, что кто-то действительно согласился быть с тобой по доброй воле? Правда? Ну тогда лови!
Он поднимает руку с телефоном и жмет на экран, отправляя мне сообщение. Открываю еще одну запись и увеличиваю громкость на максимум.
Возвращаю телефон в карман, игнорируя острую боль в груди, и поворачиваюсь к Лане. В ее глазах стоят слезы, губы приоткрыты, а дыхание сбито. Боль, паника, страх – вот что я вижу на ее лице. Дважды сжимаю ее ладонь, прежде чем отпустить руку, и произношу сквозь сухость в горле:
– Уходи.
Лана испуганно втягивает носом воздух, и я медленно моргаю, подавая еще один сигнал.
Она передергивает плечами и, полоснув острым взглядом по Андрюше, разворачивается. Наблюдаю за ее твердой походкой пару секунд. Только бы она не добралась до кислоты в химической лаборатории, иначе мы все хорошенько умоемся в последний раз. Замечаю движение у левого плеча и поворачиваю голову.
– Ну вот и все, Ли, – скалится Андрюша. – Кстати, костюм Наруто подошел бы тебе куда больше.
Сохраняю молчание и видимость спокойствия. Клоун здесь он, а не я. Андрюша раздувает ноздри и проходит мимо, а за ним семенит верный пес Эдик. Витя и Рома направляются ко мне, стреляя короткими взглядами в спину удаляющегося командующего гимназией. Знаю, о чем они думают. «Какого черта это было? Мы так просто его отпустим?» Встряхиваю головой и произношу громко, глядя на Антона, стоящего за аппаратурой:
– Включай музыку! Сейчас все учителя на тишину сбегутся!
– Ты мне не указ! – отвечает он злобно, но музыку все-таки включает.
И я еще был не прав, называя их идиотами? Они все играют в эту игру, даже не задумываясь, хотят этого или нет, просто потому, что кто-то сказал: так надо. Разворачиваюсь, осматривая лица. В них все, что я уже видел и не раз: презрение, ненависть, брезгливость. Качают головами, перешептываются и кривят рты, а ведь еще полчаса назад они мне улыбались и чуть ли не кланялись. О чем это говорит, как не об отсутствии собственного мнения. Я не против, чтобы меня ненавидели, но для начала не хотели бы они понять, кто я такой, что я за человек? Все эти навешанные ярлыки уже порядком надоели, как и безвольные люди, слепо идущие за толпой. Бараны. Им не важно, кто их ведет, главное – движение. И даже если впереди обрыв, они прыгнут, не задумываясь. Такую роль они для себя выбрали, а теперь обиделись, услышав ее название? Смешно.
Взгляд прилипает к темному силуэту, который в отличие от остальных, что стоят почти неподвижно, пробирается к выходу. Огромная армейская куртка, черная шапка. В мыслях слышу щелчок, в груди знакомое зудящее чувство. Кто это? Кажется, я его знаю, но никак не могу вспомнить откуда. Срываюсь с места, быстрым шагом пересекая зал. Слышу оклики за спиной, но не реагирую на них.
– Эй! – кричу я, выбегая в коридор.
Парень прибавляет скорость и скрывается за поворотом. Несусь за ним через парадный вход, вниз по ступеням и дальше по двору. Картина кажется до жути знакомой. Руки парня прижаты к бокам, ноги заплетаются, но он все равно очень быстрый.
– Стой! – бросаю я в удаляющуюся спину.
Дурацкие туфли скользят по заснеженной плитке, мешая ускориться. На мое плечо опускается тяжелая рука и дергает назад. Круто разворачиваюсь и что есть силы толкаю Витю в грудь. Рома и Илья подхватывают его под спину, не позволяя упасть, и синхронно поднимают головы, озлобленно глядя на меня.
– Ты офигел?! – рычит Витя. – Что это было? Не хочешь объяснить?!