Метод книжной героини

Поднимаю голову, его лицо бледнеет, а следом сожаление и ужас накладывают свой темный отпечаток. Он делает неуверенный шаг вперед, протягивая руку, и сбивчиво шепчет:

– Что случилось?

– Я уезжаю к маме.

Он приоткрывает губы на коротком вдохе, и его рука опускается.

– Прости меня. Мне так жаль. Я не знаю, как это вышло…

– Знаешь, а я знаю, – отвечаю сурово. – Я уезжаю к маме на каникулы, но если ты не разберешься в себе, то перееду насовсем. Это не ультиматум, я не пытаюсь вынудить тебя, а просто ставлю перед фактом. Мне шестнадцать, пап, а не тридцать. Я не знаю, как тебе помочь. Я и себе еще помочь не могу!

– Солнышко, я…

– Вот именно! Ты! Ты должен обо мне заботиться, а в твоем состоянии это невозможно. Я не хочу оставлять тебя одного, но, по всей видимости, мое присутствие делает только хуже. Да, ты любишь маму и, глядя на меня, видишь ее, но я твоя дочь! И ты нужен мне!

– Лана, я больше…

– Я не хочу слышать обещания! Хочу увидеть, как ты их выполнишь!

Он отводит взгляд и молча кивает. Не могу на него смотреть, потому что это лишь тень моего отца. Помятый, заросший, пустой. Знаю, ему больно и плохо, но я чувствую себя точно так же, и у меня нет сил на жалость к кому-то еще. Прохожу мимо и запираюсь в своей комнате. Раздеваюсь и ложусь на кровать, укрываясь одеялом с головой. Пучина отчаяния затягивает все глубже, и я даю волю слезам. Жалею себя до тех пор, пока усталость не берет верх и не отключает сознание, погружая в спасительную темноту.

Вытираю ладонью запотевшее зеркало и удрученно качаю головой. Десятичасовой сон явно пошел на пользу психологическому состоянию, но вот лицо не спас даже душ и умывание холодной водой. Я похожа на главу китайских пчеловодов, которая прогневала королеву-матку и жестоко поплатилась за это. Вздыхаю и выхожу из ванной комнаты, нос улавливает аромат теплого сливочного сыра. Как же давно я его не ощущала. Грусть пытается призвать слезы, но, кажется, на сегодня мой лимит исчерпан. Шагаю на кухню и приваливаюсь плечом к дверному проему, глядя, как папа суетится у плиты. На нем чистая выглаженная футболка и треники, волосы уложены гелем. Да неужели? Он оборачивается, вытирая полотенцем запотевшие стекла очков, и замирает, заметив меня.

– Вкусно пахнет, – говорю я, слабо улыбаясь.

– Ты ничего не ела весь день, – скромно отвечает он. – Это, конечно, не загладит мою вину, но я подумал, что фирменная паста с сыром и перцем поднимет тебе настроение.

Оглядываю стол и тумбочки в поисках бутылки. Все чисто, а надолго ли? Упираюсь взглядом в стул, но не решаюсь сдвинуться с места. Я была жестока с папой утром, а с другой стороны… Что еще мне оставалось?

– Ты можешь поужинать в своей комнате, если хочешь, – говорит он, отворачиваясь, и мешает макароны в сковороде.

Он старается. Я вижу, чувствую. И мне так хочется верить, что у него все получится. Так хочется увидеть его снова счастливым. Вхожу на кухню и открываю навесной шкафчик:

– Я займусь сервировкой.

Тихо бубнит телевизор, рассказывая о последних новостях, звучит глухой стук вилок о дно тарелок. Фирменная паста отца воскрешает в душе утерянный семейный уют, но неловкое молчание все еще давит. Отставляю пустую тарелку и смотрю на взволнованного и скованного отца, взгляд которого мечется от меня к телевизору и обратно.

– Спасибо. Было очень вкусно.

– Пожалуйста, солнышко. Рад, что тебе понравилось.

И вновь пауза, будто трещина, все больше разрастающаяся между нами.

– Лана, прости меня. Я ужасный отец.

И я, возможно, ужасная дочь, но в этот раз лгать ему не стану, даже чтобы успокоить. Ложь вообще коварная штука, она меняет образы и наряды, завораживая красотой и обещая спокойствие, но в самый неподходящий момент… она скидывает красивое платье, показывая свой истинный облик уродливого чудовища, которое упивается болью. Лучше уж правда. Она может держать в руках и нож, и цветы, но зато никогда не прячет их за спиной.

– В последнее время – да. Я тебя не узнаю, пап. Честно, я понимаю, сложный период и все такое, но ты губишь свою жизнь. Я очень хочу помочь тебе, скажи только как.

– Если бы я сам это знал, солнышко. Если бы я знал…

– Может, тебе обратиться к специалисту?

– Все это чушь для выманивания денег.

– Как и твои алкомаркеты.

– Ты права, – горько вздыхает он. – Я так сильно скучаю по ней, что уже не понимаю, как дальше жить, но единственное, что знаю точно, – мне не хотелось бы потерять и тебя.

– Я же твоя дочь, ты не можешь со мной развестись, – печально усмехаюсь я.

– Это радует, – в тон мне отвечает он. – Когда начинаются каникулы?

– Через неделю вообще-то, но я хотела бы уехать завтра. А оценки я потом…

– Солнышко, меня больше волнует твое состояние, а не какие-то там цифры на бумаге. Отвезу, когда скажешь и куда скажешь.

– Спасибо, пап.

В носу щиплет от его трогательной поддержки, и я собираю посуду со стола, чтобы себя занять. Отношу тарелки в раковину и включаю воду.

– Ты была у Кати этой ночью?