Папа оскорбленно открывает рот и прижимает руку к груди.
– Нам, вообще-то, тоже нравится, когда вы делаете первый шаг!
– Мы в тупике, – вздыхаю я. – Наверное, именно поэтому в мире столько несчастных людей.
– Хочешь, я ему напишу? Заодно и узнаю, что он из себя представляет.
– Нет, тогда это будут самые короткие отношения в мире.
– А когда они начались?
– Вчера.
– И ты мне об этом рассказала? – с тихим ужасом спрашивает папа. – Не через полгода, не за день до свадьбы, а сегодня? Прям вот так сразу?
– Ну, конечно. Зачем мне скрывать это от тебя?
Он прищуривается и говорит голосом мультяшного злодея:
– А вдруг я запрещу вам встречаться?
– Тогда я сбегу из дома и буду жить с любимым в шалаше посреди леса.
Его губы трогает нежная улыбка, и я улыбаюсь в ответ с такой же теплотой. И кто сказал, что дети и родители не могут быть на одной волне? Что они не могут быть друзьями? Мы ведь частички друг друга, плоть, кровь, гены, в конце концов! Дети, взрослея, берут пример с родителей, даже если сами этого не хотят, закон зеркала. А это значит, мы похожи на них так же, как и они на нас. Папе сейчас нужна поддержка, друг, близкий человек рядом. И всем этим могу быть я, и он для меня, конечно же, тоже.
– Лана, ты можешь взрослеть помедленнее? Я еще не готов отдавать тебя замуж.
– У тебя будет еще много времени подготовиться.
Телефон в моей руке вдруг оживает, сердце колотится, как бешеное, но быстро возвращается к привычному ритму.
Нажимаю на кнопку блокировки, экран гаснет.
– Не ответишь? – спрашивает папа.
– Это не он. Пойдем, нам еще в очередях стоять.
Папа бьет себя по животу и морщится:
– Зачем мы поели перед тем, как ходить по магазинам?
– Это была твоя идея.
– В следующий раз переубеди меня.
Прижимаюсь плечом к стене, скрещивая руки на груди, и наблюдаю, как папа застегивает пуговицы на черном пальто. Его туфли начищены, брюки выглажены, волосы уложены гелем, а стекла очков прозрачные, как слеза младенца. В коридоре витает терпкий запах мужского одеколона, а в груди зреет тревога. Теперь я очень хорошо понимаю, что чувствуют родители, когда их дети собираются куда-то на ночь глядя.
– Во сколько ты планируешь вернуться? – строго спрашиваю я.
– И вот мне снова семнадцать, – усмехается папа, поправляя воротник пальто.
– Это не ответ.
– До которого часа ты меня отпускаешь?
– До десяти.
– Солнышко, уже половина девятого, я успею только приехать в ресторан, поздороваться со всеми и вернуться назад.
– Вот и отлично.
– Лана, – ласково произносит отец, поворачиваясь ко мне лицом, – все будет в порядке. Я обещаю.
– Они будут заставлять тебя пить.
– Ты связался с плохой компанией, Антошка! Не дружи с ними! – пародирует папа бабушку Олю, которая до сих пор его так называет.
– Вот именно! Зачем тебе вообще туда идти? Юбилей коллеги? Что ты о нем знаешь, кроме имени и должности?
– Затем, что мне нужен социум, чтобы не сойти с ума. Доктор одобрил, и я не стану пить больше трех бокалов. Договорились?
Делаю глубокий вдох и медленный выдох, успокаиваясь. Я понимаю, что нельзя запереть отца дома и оградить от всех соблазнов, что ему необходимы общение, свобода и новые знакомства. Все понимаю, но не могу не волноваться. В конце концов, взрослые – это те же дети, просто за них уже никто не переживает, потому что они должны быть рассудительными и ответственными, но это не всегда так. Если взять компанию подростков и компанию взрослых, то глупостей могут натворить и те, и другие. Просто к первым изначально относятся предвзято, а вторых всегда пытаются оправдать, ссылаясь на проблемы взрослой жизни. Логика и справедливость ниже нуля.
– Извини, меня занесло, – говорю я, оглядывая отца с ног до головы. – Ты классно выглядишь. Повеселись там.
Папа шагает ближе, обхватывает мою голову ладонями и целует в лоб:
– Спасибо, солнышко. Ты тоже не скучай, ладно?
Смотрю в его горящие предвкушением глаза сквозь стекла очков и улыбаюсь. Он заслужил отдых, а мне остается лишь верить в него и надеяться, что все пройдет хорошо.
– Ладно, – уверенно киваю я. – Последую твоему совету и напишу Елисею первая, вот и развлекусь.
– Отличный план. Ну все, пожелай мне удачи.
– Удачи, папуль.
Закрываю за отцом дверь и отправляюсь в спальню. Сажусь на кровать и беру в руки телефон. Да, я напишу. Так напишу, что Елисею мало не покажется.
Вот так тебе, умник! Получай! Довольно ухмыляюсь, но удовлетворение длится всего несколько секунд. А что, если он даже не ответит? Что, если он снова надо мной пошутил, и… Падаю на бок и подтягиваю колени к груди. Сердце болезненно сжимается, и я открываю страницу Елисея. Он, точно призрак, аватарки нет, фотографий тоже, музыка и друзья скрыты. Профиль пуст, словно за ним и нет никого. Как я должна понять, что все по-настоящему, если этому нет никаких подтверждений? Неужели так трудно было написать хотя бы «привет»?