Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 3: Возможное и действительное в социальной практике и научных исследованиях

3. Не признавая истинным ничего, кроме того, что понятно непосредственно, без всякого труда и усилия здравого человеческого рассудка, современная эпоха восстает тем самым против обеих известных ей форм разума – разума в форме природного инстинкта и разума в форме принуждающего авторитета. «С уничтожением и искоренением разума остается лишь чисто индивидуальная личная жизнь и, следовательно, только такая жизнь и остается возможной для третьей эпохи, освободившейся от разума; …ей не остается ничего, кроме одного голого и чистого эгоизма. Отсюда естественно вытекает, что прирожденный и неизменный рассудок третьей эпохи может состоять только в благоразумии, искусстве добиваться своей личной выгоды… Выражаясь короче: постоянное основное свойство и отличительная черта такой эпохи – та, что все, что думают и совершают все истинные ее представители, они делают только для себя и для собственной пользы…» [там же, с. 423–424].

Думается, логический метод моделирования глобального исторического развития, предложенный Фихте около двухсот лет тому назад, если не требовать от него того, чего не обещал нам его автор, блестяще прошел проверку временем. То, что во времена Фихте в данной им характеристике «третьей эпохи» могло казаться преувеличенным и даже карикатурным, стало легко узнаваемыми, типическими чертами современной эпохи конца XX – начала XXI в. Тем более настоятельна потребность в более глубоком понимании содержания текущего периода глобальной истории, а вместе с тем – уточнении перспектив дальнейшего развития. Да, простого «возврата» к методологии двухвековой давности недостаточно для решения этих задач. Концепция Фихте, как и концепция Канта, дает картину всемирной истории и ее перспектив в целом, так сказать, «с высоты птичьего полета». Но без этого целостного взгляда невозможно ни понять место нашей эпохи во всемирно-историческом процессе, ни осмыслить общие перспективы глобального эволюционного процесса.

Вместе с тем разработка исследовательских инструментов, пригодных для изучения природы эволюционных изменений столь высокого порядка сложности, продвигается крайне медленно и непоследовательно. Более востребованы по-прежнему подходы, нацеленные на моделирование монотонных трендов, в основе которых лежат редукционистские по своей сути представления о неизменности законов движения сложных систем в процессе их развития. В чем же состоит существо теоретико-методологических затруднений при прогнозировании развития такого рода сложных систем в период их эволюционной трансформации? Прежде всего, 1) в неадекватности доминирующей в исследовательском сообществе линейно-поступательной парадигмы реальным трендам мирового развития; 2) в отсутствии методологии изучения структурной эволюции миропорядка, способной описывать феномены трансляции мирового лидерства и его оспариваемости25; 3) в игнорировании эволюционного потенциала конфликтности; конфликт и нестабильность, как правило, рассматриваются как «нежелательные факторы» глобального миропорядка, подлежащие устранению во имя «устойчивого развития», тогда как история политики постоянно указывает на конфликт и кризис как основное движущее начало социального и политического развития. Более того, вопреки любым усилиям любых глобальных игроков мировая система изменчива, причем интенсивно и регулярно и не только количественно, но и качественно. И системно устойчивым в ней остается лишь процесс ее эволюционного усложнения, т.е. с эмпирической точки зрения движения через кризисы. Вопрос заключается в том, каким могло бы быть наиболее эффективное описание такой системы?

В первом приближении существуют две альтернативные возможности, два альтернативных подхода. Первый, более традиционный, сводит все к модели структурно недифференцированного целого, которую можно отобразить с помощью минимального числа «сквозных параметров», равно пригодных для описания системы на разных стадиях ее эволюции, сколь бы радикально при этом ни трансформировались регулирующие ее развитие принципы, нормы и правила26. Другими словами, этот своего рода «технологический императив» меняющемуся предмету вменяет свойство качественной неизменности, дает ему универсальную меру, в конце концов – конструирует ее27.