Троекрутов все утро готовился к аресту жены генерала Кострова. Предприятие это обещало скандал, но опытные люди в департаменте, с которыми посоветовался Евсей Макарович, заверили, что оснований достаточно и делу следует дать ход – в случае успешного исхода можно было думать и о повышении. Ожидая не самый теплый прием в доме товарища военного министра, пристав призвал с собой едва ли не весь личный состав, захватив не только ордер, но и найденные в участке своды законов и правил, чтобы в случае чего имелась возможность привести ссылку на соответствующий параграф «Уложения». Как ни странно, генерал встретил полицейских покорно и даже, похоже, с испугом. Вид у него был измотанный, волосы взлохмачены, красные глаза слезились. Нервно теребя поясок мятого шлафрока, его высокопревосходительство молча проводил визитеров в индийскую комнату. Там на шелковом шнуре висела мертвая Елизавета Силантьевна.
– Судя по всему, самоубийство? – поспешил с выводом Троекрутов.
Как ни неловко было ему признавать, но такой исход наилучшим образом закруглял щекотливую ситуацию: выходило, что взбалмошная особа в состоянии аффектации прибила бронзовой головой штабс-капитана, а потом осознала, раскаялась в содеянном и удавилась. Дело можно было закрывать и сдавать в архив. Что же касается «булавочных убийств», то тут предстояло изловить эту дикую китайскую попрыгунью, о чем Свинцову еще вчера было введено во внимание со всей строгостью. Мотивы диких расправ оставались неясными, но, честно говоря, Евсей Макарович не очень-то и стремился добраться до сути. Достаточно было того, что за соучастие в убийстве штабс-капитана совершенно очевидное наказание ожидало господина психолога. Ему-то, по мнению пристава, и следовало вменить в вину направление своей служанки на преступные действия. Таким образом, картина в голове Троекрутова складывалась вполне логическая и, можно сказать, композиционно завершенная. Именно этот взгляд он попытался сегодня утром донести до Ардова, но тот продолжал исступленно твердить о некоем загадочном человеке с тростью, которого необходимо изловить во что бы то ни стало, иначе преступления продолжатся. Евсей Макарович счел разумным не перечить молодому человеку, коль скоро пари он выиграл и место сыскного агента занимал теперь по праву. Да и по городу с пугающей быстротой понеслись слухи офеноменальном сыщике, заступившем на службу в третий участок Спасской части и раскрывшем пять особо тяжких преступлений за три дня. Тут следовало проявлять осторожность.
Сам Ардов с утра допрашивал задержанных и подозреваемых по делу.
– Какие требования содержались в письмах? – спросил он мадам Богданову, когда та явилась в участок.
– Что? – удивилась дама.
– В письмах, которые вы посылали Бессонову, – уточнил Илья Алексеевич как само собой очевидное.
Женщина растерянно молчала, не желая верить в то, что ее участие в этом преступлении раскрыто. Отправляясь в полицию, она ожидала чего угодно, но только не разоблачения.
– Насколько я понимаю, человеком, который догадался, что в кресле за колонной сидит мертвый человек, были именно вы.
– Разве у вас нет этих писем? – наконец проговорила Александра Львовна.
– Только последнее, которое вы отправили позавчера вечером. В нем вы требовали сто тысяч за молчание и предлагали доставить деньги в контору вашего мужа. Именно туда на следующий день и явилась убийца, попытавшаяся заживо сжечь господина нотариуса, а заодно и вашего покорного слугу.
– Я не желала вашей смерти.
–
А других?Богданова помолчала.
– Признаться, доктор Бессонов давно вызывал во мне отвращение, – начала она. – Напыщенный шарлатан, научившийся сосать деньги из человеческого горя… Мы попали к нему после смерти нашего ребенка… Никому не пожелаю пережить такое… Таскались на сеансы без малого год… Сначала индивидуальные беседы, потом увлек нас на эти посиделки… Пустая трата времени и денег… Мужу было все равно, черствый человек… Я так его и не простила… Наоборот – ненависть только росла. Мелкий, суетливый мошенник…
На глазах Богдановой выступили слезы, Ардов протянул ей стакан воды.
– В первом послании я просто потребовала от него навсегда отказаться от психологической практики – чтобы этот отвратительный обман в конце концов прекратился, – продолжила женщина, сделав пару глотков. – Я написала, что обращаюсь к нему «как мужчина к мужчине» – маленькая хитрость, при помощи которой я рассчитывала отвести от себя подозрение. Видимо, этим и объясняется, что под преследование попали все особи мужского пола, находившиеся на сеансе. Но я не ожидала, что дело продолжится убийством! Во втором письме я потребовала, чтобы он отправился в полицию и во всем сознался. Утром же газеты раструбили о смерти князя Данишевского. Третье письмо я отправляла, уже отчетливо понимая, к чему оно приведет. Но я была твердо убеждена, что смерть моего супруга должна была стать справедливым наказанием за те страдания, что он мне доставил… Однако благодаря вам, господин Ардов, этого не произошло…