– Поверьте, я был как в страшном сне! – проговорил он. – Этот труп… сеанс, Арандхати такая спокойная, словно ей все это нравилось. Я хотел признаться!
– Почему же не признались, Андрей Феоктистович? Неужели хотели уберечь репутацию вашей Арандхати?
Доктора передернуло от отвращения.
– Провались она пропадом! – крикнул он. – Эта сумасшедшая баба… вместе со своим генералом! Это из-за нее! Столько смертей! Столько ужасных смертей!
Бессонов опять опустил лицо в ладони и, кажется, заплакал.
Тем временем в прозекторской полицейского участка Жарков уже успел снять отпечатки со стакана и провести последние сравнения. Убедившись, что первоначальный вывод находит подтверждение, Жарков стремглав выбежал на улицу.
– Кто же убивал? – подала голос Алина.
Илья Алексеевич подошел к девушке и протянул ей миниатюрное украшение овальной формы.
– Узнаете эту камею, Алина Андреевна?
– Да. Это моя, – с некоторой растерянностью тихо созналась девушка.
– Я обнаружил ее на месте убийства Мармонтова-Пекарского.
– Странно… – отозвалась дочка профессора, обводя взглядом присутствующих. – Зачем преступнику было таскать с собой мою камею?
Ардов протянул ей шляпку, которая до этого момента лежала на столе, скрытая под газетой.
– А это – ваша?
– О господи! Ее как будто жевала тысяча свиней!
– Стало быть, ваша…
– Это из салона мадам Дефонтель, я ее и надеть-то ни разу не успела! Она-то у вас откуда?
– Найдена на месте убийства князя Данишевского. Тоже шляпной булавкой…
Только сейчас Алина начала понимать, что господин агент сыскного отделения предъявляет ей улики.
– Тоже обронил преступник? – грустно уточнила она.
Ардов кивнул.
– К тому же я неплохо знаю анатомию, нам ее отлично преподают на медицинских курсах.
В зале установилась тишина. Алина встала. Глаза ее были полны слез. Она смотрела на Ардова с сожалением и болью.
– Похоже, все улики указывают на меня?
По залу пронесся очередной вздох потрясения. Илья Алексеевич сам едва не плакал.
– Что же вы молчите, Бессонов? Вы пришли меня арестовать?
Бессонов отчаянно кусал губы и не решался сказать то, что хотел.
– Ну что же вы… Вы должны говорить.
– Я подумал, что сложные чувства дочери по отношению к отцу вполне могли бы стать причиной для столь изощренной мести…
«Я хочу, чтобы он так же страдал, как страдала перед смертью мама… – эти слова Алины Андреевны не давали Ардову покоя. – Чтобы все его положение, эти звания, восторги почитателей, успешная практика, книги и гонорары – чтобы все это превратилось в прах…»
Жарков изо всех сил несся к дому Бессонова. Он сбивал прохожих, едва не угодил под копыта лихача, пустился через грязные переулки, где пришлось перепрыгивать через бочки, а один раз даже перелезть через забор.
– Вы не представляете, Алина Андреевна, какие муки я пережил, – едва слышно продолжал Ардов. – Словно какое-то затмение, какая-то черная пелена затуманила мой рассудок. Кажется, сам дьявол беспрестанно нашептывал мне эту мысль. И сейчас мне хочется умереть от нее. Поверьте, я уже прогнал ее от себя, но моя душа словно отравлена… Простите меня…
Бог знает, зачем Илья Алексеевич решил признаваться в этом. Он чувствовал себя предателем, и, наверное, ему было невыносимо носить в себе этот груз, замутняющий чистоту души. Почему-то Ардову показалось важным не только сознаться в этом девушке, которую он, как сейчас понял, любил больше всего на свете, но сделать это именно прилюдно – своего рода на исповеди, как он когда-то в детстве видел в Кронштадтском соборе, где прихожане, не стыдясь друг друга, выкрикивали белобородому иерею на амвоне свои самые черные окаянства.
– Но во всей этой истории принял участие еще один человек, – развернувшись к собравшимся, произнес Илья Алексеевич совершенно другим, бодрым голосом и позвонил в колокольчик. – Человек незаметный и, казалось, никак к делу не привязанный.
Ардов принял поданное Облауховым ведро и высыпал пару фунтов гашеной извести в центре зала. Потом поймал брошенный Шептульским башмак, купленный два дня назад в магазине Собцова, и приложил к белому пятну, сделав весьма отчетливый отпечаток. В этот момент дверь отворилась и в кабинет с подносом вошла служанка Бессоновых в своем черном дэгэле до пят. Мальцев проник следом и остался у входа.
– Энху, оставьте, пожалуйста, поднос на столе и подойдите ко мне.
Служанка исполнила просьбу.
– А теперь, будьте добры, поставьте сюда вашу ногу.
Ардов указал место рядом с уже имеющимся отпечатком. Женщина повиновалась. Когда нога была убрана, на белом пятне остались два одинаковых оттиска.
– Подошвы идентичны, господа, – произнес Ардов и коротко объяснил, почему след башмака имеет такое значение в этом деле.