Читаем Методика изучения повседневной культуры в музее и школе полностью

Первая группа учеников выявляет черты язычества в зимних славянских православных праздниках, которые называли зимними святками, то есть святыми днями. Зимние святки соединили два православных праздника – Рождество Христово и Крещение. Святки – время забав, ряжения и гадания. Русичи считали, что Бог обрадовался рождению сына и выпустил погулять на землю леших и ведьм, поэтому придумали ритуал обезвреживания и отпугивания нечистой силы – ряженье. Наряженные в костюмы люди бродили гурьбой по улицам, заходили в дома и разыгрывали смешные сценки. Для одежды ряженых были характерны признаки «антимира» – выворачивание наизнанку меха, чернение лиц и надевание на голову куделей шерсти для придания более жуткого вида. Маски ряженых символизировали пришельцев из другого мира – оборотней. Отсюда вывернутая наизнанку одежда, употребление старых, рваных и грязных, вышедших из употребления вещей, закрытие лица. Ряженые непрерывно плясали, что отличало их от людей реального мира. Они воспринимались как кудесники, которым была присуща колдовская сила. Ряженые вторгались в дома, от них надо было отделаться: откупиться и выгнать, как и положено поступать с нечистой силой. Это служило магической защитой от ее возможных реальных нашествий. Другая роль ряженых состояла в создании комического эффекта: они дурачили, смешили и веселили людей. По мнению русичей, смех был направлен на приумножение человеческого рода, животных и урожая. Говорили: «Веселись, ребятки, – наступили святки». Персонажами ряженых традиционно являлись: коза, медведь, журавль, петух, лошадь, боярин, купец, знахарь и пьяница. Для костюмов использовали шубы с мехом – символ плодородия, солому, кочергу и иные предметы домашнего обихода, а также маски – хари из бересты, бумаги и льняных оческов. Ряженье начиналось со второго дня Рождества и прекращалось за два дня до Крещения. Коза считалась символом изобилия и достатка в доме, поэтому на святки пекли козули – печенье в форме фигурок животных. Козули ставили на стол, окна, дарили, давали скоту, угощали ряженых и колядующих – молодежь и детей, которые пели прославляющие дом и хозяина рождественские песни колядки.

Около домов во время святок ставили Коляду – сноп или соломенную куклу, приносящую урожай. Такой цели и служила соломенная девушка в рубахе, которую провозили по улицам. Также называли праздник зимнего солнцеворота. Существует несколько версий происхождения слова «коляда». По одной из версий оно происходит от глагола «кликать» (хороший урожай), по другой – от языческого бога торжеств и мира Коляды, по третьей – от римских календ, обозначающих первые 10 дней месяца, по четвертой – от слова «коло», то есть круг, шар, солнце. Родственное слово, по мнению детей, – «колобок» из одноименной сказки. Также родственным словом является польское «коленда», что значит поздравление. Колядки – торжественные песни – заклинали будущее плодородие. Обходящие дома колядующие воспринимались как опасные агенты «мира иного», которые способны принести благополучие, если их одарить соответствующим образом. Хаос в понимании язычников – не только враг, нечистая сила, но и целина, которая, будучи освоенной и распаханной, служит благу плодородия. «Битва за урожай» начиналась зимой, во время зимних праздников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди и динозавры
Люди и динозавры

Сосуществовал ли человек с динозаврами? На конкретном археологическом, этнографическом и историческом материале авторы книги демонстрируют, что в культурах различных народов, зачастую разделенных огромными расстояниями и многими тысячелетиями, содержатся сходные представления и изобразительные мотивы, связанные с образами реликтовых чудовищ. Авторы обращают внимание читателя на многочисленные совпадения внешнего облика «мифологических» монстров с современными палеонтологическими реконструкциями некоторых разновидностей динозавров, якобы полностью вымерших еще до появления на Земле homo sapiens. Представленные в книге свидетельства говорят о том, что реликтовые чудовища не только существовали на протяжении всей известной истории человечества, но и определенным образом взаимодействовали с человеческим обществом. Следы таких взаимоотношений, варьирующихся от поддержания регулярных симбиотических связей до прямого физического противостояния, прослеживаются авторами в самых разных исторических культурах.

Алексей Юрьевич Комогорцев , Андрей Вячеславович Жуков , Николай Николаевич Непомнящий

Альтернативные науки и научные теории / Учебная и научная литература / Образование и наука
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре

В эту книгу вошли статьи и рецензии, написанные на протяжении тридцати лет (1988-2019) и тесно связанные друг с другом тремя сквозными темами. Первая тема – широкое восприятие идей Михаила Бахтина в области этики, теории диалога, истории и теории культуры; вторая – применение бахтинских принципов «перестановки» в последующей музыкализации русской классической литературы; и третья – творческое (или вольное) прочтение произведений одного мэтра литературы другим, значительно более позднее по времени: Толстой читает Шекспира, Набоков – Пушкина, Кржижановский – Шекспира и Бернарда Шоу. Великие писатели, как и великие композиторы, впитывают и преображают величие прошлого в нечто новое. Именно этому виду деятельности и посвящена книга К. Эмерсон.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Кэрил Эмерсон

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Самоуничижение Христа. Метафоры и метонимии в русской культуре и литературе. Том 1. Риторика христологии
Самоуничижение Христа. Метафоры и метонимии в русской культуре и литературе. Том 1. Риторика христологии

Кенозис, самоуничижение Христа через вочеловечение и добровольное приятие страданий – одна из ключевых концепций христианства. Дирк Уффельманн рассматривает как православные воплощения нормативной модели положительного отречения от себя, так и секулярные подражания им в русской культуре. Автор исследует различные источники – от литургии до повседневной практики – и показывает, что модель самоуничижения стала важной для самых разных областей русской церковной жизни, культуры и литературы. В первом из трех томов анализируется риторика кенотической христологии – парадокс призыва к подражанию Христу в его самоотречении, а также метафорические и метонимические репрезентации самоуничижения Христа.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дирк Уффельманн

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука