Методы фальсификации выборов

Появление подобия предвыборной борьбы заставило инициаторов «честных выборов» задуматься о способах достижения победы своих протеже. Административные меры, направленные на давление неугодных кандидатов, запреты на встречи и т. д. лили воду на мельницу оппонентов. Вопрос о создании машины правильного подсчета обсуждался в кулуарах партийной и комсомольской верхушки. Главное не в том, как применить на практике принцип «трех П» – пол, палец, потолок, – приписки были плоть от плоти советской системы. Проблема в том, как подобную установку озвучить – из уст принципиальных коммунистов распоряжение исказить результат волеизъявления в авральном порядке могло быть расценено как преступление – об этом, кстати, будет кому доложить. Именно на заре перестройки ключевую роль в организации «правильного голосования» сыграли профсоюзные лидеры. Участки организовывались на предприятиях, и профкомы во время выборов превращались в лаборатории организации «вброса». Нынче – оглянись вокруг – в комиссиях без бывшего профсоюзного работника не обходятся. Профсоюзным духом проникся стиль работы избиркомов: торжественность, хлебосольство, словечки знакомые («товарищ Марья Ивановна»).

При этом заставляет задуматься следующее: с началом перестройки масштабы участия граждан в выборах увеличились, а масштабы фальсификаций вроде бы сократились, даже в начале 90-х практически свелись к нулю. Сомневающихся в подсчете голосов одно время было крайне мало, хотя опыт делания знаменитых «бархатных» или «библейских» (Адам выбирает Еву) выборов вполне мог быть задействован. И вдруг после периода «честных выборов» проблематика фальсификаций опять стала актуальной. Почему?

Было бы слишком наивным полагать, что об этой традиции сначала забыли, а потом вдруг вспомнили в связи с тем, что возникла реальная угроза выигрыша на выборах неугодных. И раньше, в период «честных выборов», во власть рвались совершенно разные люди. Перед утверждением кандидатур на партбюро кандидаты в депутаты применяли весь арсенал давления на «жюри» – то, что потом обрушится на избирателя. Даже когда открыто голосовали на сессиях Советов, поднятые вверх руки были лишь ритуалом – реальные выборы проводились-таки в кулуарах, в ожесточенных спорах и бессонных ночах секретариата. Не хотелось бы вдаваться в долгие рассуждения, что «сегодня выборы не похожи на другие», «сегодня на выборах решается судьба власти (или судьба оппозиции)» или «жажда власти стала сильнее, чем прежде»; и тогда был некий «праймериз» кандидатов (даже спрашивали мнение у «народа»), и сегодня власть проявляет свою сущностную чуждость выборам как таковым.

Процесс фальсификации в России эволюционирует. Появилось четкое понимание, где можно «вбросить», а где нельзя. Работники избиркомов сформировали удивительный идеологический сплав из наследия партийного и профсоюзного прошлого и сегодняшних реалий. И, как мы видим сегодня, этот механизм продолжает успешно работать.

Можно сказать, что фальсификации, фальсификационные кампании – суть проявление специфической тяги к фальсификациям властного механизма как такового. Власть утверждает себя правом на фальсификацию наряду с веберовским «правом на насилие». Принцип состязательности идей Платона, воплощенная в идеальном государстве диалектика Гегеля, спортивное происхождение государства Ортеги-и-Гассета – все эти попытки осмыслить фундаментальные основы организации общества не могут претендовать на полноту объяснения этой тяги. Идеалы «честной победы», конкуренции претендентов, дуэли, наконец, чужды природе власти. PR, технологии манипуляции и управления общественным мнением, основанные на этих идеалах, лежат «по ту сторону» властной тяги к фальсификациям. В сегодняшних условиях, когда власть разоформилась, когда возникло несколько центров власти, субъекты этих центров власти стали субъектами фальсификаций. Не столько пропагандистская машина, сколько право на подтасовку результатов волеизъявления стало реальной технологией выборов во власть, плоть от плоти самой этой власти. Наконец, власть «пускает» сегодня только того, кто предъявил равную ей по силе машину управления или нейтрализации фальсификаций. Перефразируя книгу известных политтехнологов (которую они могут воспринимать как своеобразный ответ), можно сказать, что победа на выборах – самый короткий путь к власти только тогда, когда побеждена сама власть.

Процент на «вброс»

Фальсификационная кампания и «вброс» не могут не влиять на саму работу предвыборного штаба. Глазами организаторов РRопаганды право на фальсификацию и борьба за это право выступают как некое искажение продуманной предвыборной кампании. В кругу нарождающейся армии политтехнологов возник миф о «проценте на вброс», т. е. о некой дельте неизбежной фальсификации в день голосования.

Из современных политиков наиболее откровенно высказался генерал А. Лебедь, заявивший в одном из телеинтервью примерно следующее: «Международный стандарт фальсификации и подтасовок составляет около 5 процентов голосов».