Методы практической психологии. Раскрой себя

В последнее время мне случалось несколько раз работать с этой темой – довольно много людей разного возраста и опыта почему-то вдруг задались вопросом о природе того тумана, который покрыл их память, хотя обычно он связывается с будущим. Будущему полагается быть туманным, прошлое же, тем более недавнее, обычно освещено резким светом наступившего понимания: теперь ясно. Одна из метафор спутанной, затуманенной памяти о недавнем прошлом возникла у протагониста, пытавшегося объяснить свой интерес к этому явлению: «Как будто за спиной вырос лес… Нет, не лес, а заросли бурьяна. Как бывает, где люди жили, а потом перестали жить: крапива, чертополох, лебеда, – оглядываешься, и ничего не видно…»

«Я вскарабкался по обрыву. Никогда, ни в каком буреломе не можете вы наблюдать той мерзости запустения, как в разоренном культурном пространстве! О, насколько одичание дичее дикости!.. И ветер победно шуршит в помойке, бывшей когда-то храмом и кладбищем. Раскачиваются венки, перекатываются банки, перекати-полем скачет газета. Произрастают кирпичи и мерзкие кучки. Вспархивают вороны, кружась над былым, не над настоящим. И слой сквозит сквозь слой, как строй сквозь строй».

Это написал Андрей Битов[6] – у него же есть название «Близкое ретро, или Комментарии к общеизвестному». «Общеизвестное» перестает быть таковым настолько быстро, что важно угадать момент, когда об этом уже пора говорить. То есть когда уже не скучно – и еще не поздно.

Мастерская на 3-й Московской психодраматической конференции на эту тему была еще одним совместным исследованием этих «зарослей», и последующие примеры взяты не только из ее материалов. Разумеется, разговор с Травой Забвения происходил всегда, и, что удивительно, она всегда оказывалась довольно сговорчивой и не создавала непреодолимых трудностей для тех, кто решился вспомнить. Даже самый глухой бурьян – это все же не каменная стена, лезть в него, может быть, некомфортно и даже страшновато, но вполне возможно. Однако часто Трава Забвения предупреждала, отговаривала или просто требовала дани «за проход». Договориться с ней всегда удавалось, мотивы интереса к полузабытому она была готова понять. Однажды из этой роли даже были сказаны такие слова: «Я расту не везде, а лишь там, где много вложено, где хорошо удобрена почва. Ты не найдешь того, что потерял: оно стало мной, – а пройти, конечно, можешь – может, хоть место узнаешь».

Протагонисты в своих виньетках узнавали конечно же не только место, будь то Арбат начала 90-х, кабинет начальника, первая поездка за границу, последняя работа в государственном секторе или интерьер оставленного жилья. Объясняя, зачем нужно вспомнить какой-то фрагмент личной истории, над которой вовсю шелестит Трава Забвения, они упоминали сильную потребность соединить, забрать, оценить, додумать, вернуть и, разумеется, проститься с тем, что не продолжится, останется только в памяти.

Оказалось, что восстановить и почувствовать атмосферу эпизода гораздо труднее, чем это бывает обычно, – не от близкого ли соседства с Травой Забвения, которая хоть и потеснилась и дала пройти, но по-прежнему покрывает все запущенные, заброшенные пространства на свете? На конференции в качестве символического ключа, который отпирает этот проход, я использовала живой кустик розмарина («возьмите, дружок, и помните…»). Розмарин в наших широтах сам по себе не растет и живет в домах как культурное растение. «Вход» в память и последующее осмысление не открывается сам собой, но может быть возделан.

Из самой невозможности передать атмосферу – не странно ли, ведь речь идет об опыте, который более или менее разделили все участники всех групп, – родился один из разогревов мастерской, который заслуживает отдельного упоминания, – уж очень сильные чувства обнаружились в непосредственной близости от всем известных и никого как бы уже не беспокоящих деталей нашего опыта. Предлагаемые обстоятельства этого разогрева достаточно незатейливы: