Метресса фаворита (сборник)

– Делайте, как вам приказано! – рявкнул Аракчеев. И тут же обратился уже другим, более миролюбивым, тоном к явно произведшему на него благоприятное впечатление Псковитинову. – Я пойду к себе, отдохну, переоденусь и навещу вас. Агафон покажет ваши комнаты. – После чего Аракчеев действительно покинул компанию, оставив Псковитинова наедине с ненавидящим его Жеребцовым, доктором Миллером, фон Фрикеном и дворецким Агафоном.

Глава 4. Следствие началось

Характерно и то, что Аракчеев отклонил награждение высшим орденом империи – Андрея Первозванного, которым его отметил Александр I по результатам военной кампании 1808–1809 гг., мотивируя это тем, что он не принимал непосредственного участия в военных действиях, а потому такой высокой награды не заслуживает.

А. Н. Сахаров

– Пожалуйте по этой лестнице, ваши комнаты давно готовы. Вы без слуг? Так я выделю вам казачка порасторопнее. – Шаркая ногами, старец едва поспевал за стремительным Псковитиновым. Широкая белая лестница в четыре марша вела на второй этаж, скорее всего, к парадным залам. На стенах Александр Иванович приметил занятный лепной орнамент, снизу и сверху. Посередине на протяжении всего пути гостей сопровождали полотна, изображающие сцены из жизни греческих богов. Потолок был украшен хрустальными плафонами и картиной, изображающей рождение Венеры.

– Давно ли ты служишь здесь дворецким? – разглядывая полотна, поинтересовался Александр Иванович.

– Дворецким лет с тридцати, а до этого был и поваренком, и пажом, и… кем только ни был, пока дослужился. – Старик махнул рукой. – Только уволили меня лет пять тому. Вот видишь, барин, какая на мне старая ливрея? А все потому, что я сохранил ее у себя дома. Когда Настасья Федоровна погнала меня со службы, старый, мол, нерасторопный стал, я доживал свой век у племянницы и ее мужа. Ну и натерпелся. – Он вытер платком слезящиеся глаза. – После меня должность дворецкого перешла к Ивану Андреевичу Стромилову[28]. Изволил руки на себя наложить, греховодник. Да, страшно как, о-о-о, не приведи господи еще раз такое увидеть, горло себе перерезал. Вот я теперь на его могилку и хожу. Сначала, когда погнали, проклинал, было дело, а теперь молюсь за упокой души раба Божьего. Похоронили-то за оградой, потому как самоубийца. А я все одно хожу. Жалко человека потому что, плохо я об нем тогда думал, злился сильно. Думал, он, Стромилов, Настасье Федоровне про меня чего наговорил, а он вишь ты… тридцать пять годков всего на земле-то пожил, солнышку порадовался… Сыновья теперь без него, без отца как же… А после него дворецким стал Иван Малыш[29], который до этого тоже был дворецким, но только во флигеле у Настасьи Федоровны. А так, чтобы на два дома, это он вот несколько дней как… Но это только так говорят, мол, малыш, на самом же деле он совсем даже не маленький, я бы даже по-другому сказал, да вы и сами скоро увидите, потому как он под арестом ныне. Оттого и меня спешно на старое место и призвали. Призвать призвали, а новой ливреи не дали…

– Отчего же Иван Андреевич с собой покончил? Известна причина?

– Как не знать. Настасья Федоровна в начале августа изволила погреб графский проверить и большую недостачу обнаружила. А Стромилов помимо дворецких обязанностей за погреб этот проклятущий отвечал, у него и ключи имелись. В общем, посадили Ивана Андреевича в эдикюль, так Настасья Федоровна местную темницу приказала величать, недели две он там на хлебе и воде отсидел. За это время два раза принародно кнутом порот был, но ни в чем не сознался, не покаялся. Видя такое его упорство, Настасья Федоровна сказала, что де сил ее больше нет, с этим греховодником возиться и она передает дело его сиятельству.

Вот после этого Иван Андреевич и зарезался. Да-с. – Агафон перекрестился.

– Сидя в эдикюле, что ли, зарезался? – не поверил Псковитинов. – Или наперво выбрался?

– Про то я не ведаю, – смутился Агафон. – Про то мне люди рассказывали. Я же его только на похоронах и видел. А когда Иван Андреевич преставился, Настасья Федоровна за мной послала. Вот тогда-то старый Агафон и понадобился. Вот ведь как бывает. Теперь хорош стал. И то верно, кто еще господам так послужит, как старый Агафон послужит? Теперь же и вовсе в обоих особняках не слуги, а просто содом с гоморрой. После того как всю челядь Настасьи Федоровны под замок посадили, нагнали, понимаешь ли, с позволения сказать, слуг, а они ни дома не знают, ни погреба, ни конюшни, ничегошеньки не знают здесь, не ведают. Один Агафон все знает, всех и поучает. Пять лет назад старым был, а теперь вроде как помолодел! Чудо чудное, диво дивное. Вот они ваши комнаты, барин. Пришли уже.