Метресса фаворита (сборник)

– Покаялся, собственно, сам исполнитель, теперь же необходимо определить степень виновности остальных арестованных. Но боюсь, не самое это простое дело, Иван Петрович. Сейчас начнем народ вызывать, так, рубь за сто, они нам еще подозреваемых накидают, причем из тех, кто в Грузино остался, пока запрос вышлем, пока дождемся, так что до первого снега всех не опросим.

Понимая, что все уже в сборе и ждут только его одного, Иван Петрович торопливо занял свое место, и Псковитинов велел секретарю отрапортовать о явке состава судейской комиссии, после чего попросил конвой привести ожидающую допроса Дарью Константинову. Толстая, с красным от жары лицом, с трепещущим в руках потрепанным веером, Дарья Константинова вошла в зал.

– Представьтесь, – не глядя на арестованную, попросил Псковитинов.

– Дарья Константинова. Крестьянского сословья, православного вероисповеданья, замужем, родилась и проживаю в селе Грузино, – привычно затараторила женщина, утирая платком лицо.

– Суду известно, что около года назад Анастасия Федоровна Шумская отобрала у вас с мужем ребенка мужеского пола, – начал он, так что не ожидающая подобного вопроса Дарья охнула и чуть было не хлопнулась тут же на пол, в последний момент сумев задержать падение, схватившись за конторку, у которой она должна была отвечать на вопросы суда.

– Было, батюшка. За мои провинности пострадала, и сына своего с того самого дня не видела, как ни просила, – завыла Дарья.

– Отчего же не откупилась, чай, у мужа-то денежки водятся? – прищурился Псковитинов. Секретарь суда едва поспевал за ним. Судейские переглядывались, прикидывая, куда клонит Александр Иванович.

– Да уж никаких денег не пожалели бы, но она уперлась как… Простите меня, господа хорошие. Я уж в ногах у нее валялась, просила, умоляла…

– Угрожала?

По суду пролетел шепоток.

– Сорвалась в сердцах, было дело. – Злыдней ее назвала, змеей подколодной. За то она меня на месяц в Санкт-Петербург сослала, в простые прачки определила, а сыночка-то моего, должно быть, тем временем чужим людям отдала. Живет теперь при живых родителях горьким сиротинушкой…

– В прачки? – улыбнулся Псковитинов. – Могу себе представить, как ты белы рученьки трудила. Небось наняла вместо себя какую-нибудь горемыку, а она цельный месяц за тебя горбатилась и твоим же именем на перекличке отзывалась. Проверить можно.

– А проверяй, батюшка. Твое право. Кого хочешь спроси, кто месяц, не разогнувшись, трудилась. Чай, Настасья Федоровна тоже кое в чем соображала, поняла, что я откупиться пожелаю, и настрого это запретила, даже человека поставила, чтобы надо мной надзирал.

– Так и человека подкупить – небольшой труд, – не отставал Псковитинов.

– Христом Богом клянусь, сама отработала. А надсмотрщик так надо мною и стоял, потому как тоже провинился, и ежели бы он мне поблажку самую малюсенькую дал, опосля его бы самого на кирпичный завод сослали весь срок отбывать. Потому как его сиятельство распорядился, всех, кто в имении или в военных поселениях проштрафится – на завод. А ведь это похуже, чем порка, потому как человек месяц или того больше от семьи оторван и помощь никакую родным своим оказать не может. Денег же там вовсе не платят, а жене с малыми детьми побираться, что ли? Вот он и доглядывал.

– А кто тогда приют, где твой малец содержится, деньгами снабжает? Думаешь, не знаем?

– А сиротские приюты благодетельствовать – наша святая обязанность, – парировала Константинова.

– Но ты говорила, что ребенка своего не видела и где он не ведаешь?

– Про то соврала, прости, батюшка. Узнали мы, где сыночка-то наш оставлен, да только взять его в дом не можем, потому как виданное ли дело – спрятать ребенка на селе?! Ты в Грузино сам был, чай, видел, банк стоит, а сразу за ним и наш дом. Как же это нужно мальца спрятать, чтобы об том никто не проведал? Вот мы и кормим теперь весь приют, чтобы нашему сыночку там хлебушка хватало, и на милость господскую уповаем. Вдруг, его сиятельство смилостивится и разрешит дитя невинное в дом возвернуть? Да только не вернет он, и она бы не вернула. – Глаза Константиновой метали молнии, Дарья прикусила губу, так что из нее пошла кровь. – Может, вы, господа хорошие, помогли бы мне ребеночка своего домой забрать? Ведь при живых-то родителях в сиротах мучается!

– К господину своему обратись, повинись, коли виновата, он и вернет тебе ребенка, – не ожидая такого развития событий, встрял в разговор Мусин-Пушкин.

– Да не вернет он, потому как шибко зол на меня. Я ведь уже просила его милость, умоляла. Пыталась ему глаза на госпожу Шумскую открыть, да куда там. – Она махнула рукой.

– Что же такого ты рассказала его сиятельству? Эти сведения, господа, необходимы для составления, как бы это сказать, портрета убиенной, – пояснил Псковитинов членам суда.