Метро

Ярославское шоссе, широченное, уходило от ВДНХ сразу на другой край континента. Было оно заставлено недоехавшими, но виднелась между застрявшими в прошлом тонкая колея, по которой можно проехать туда — куда-то. Дома мертвые золотились по контуру, и на прощальный миг Москва казалась Артему теплой и настоящей.

Надоела резина на коже и надоело собираться. Хотелось уже сейчас без нее. Хотелось уже скорей мчаться с опущенными стеклами, ловить встречный воздух открытой пятерней, дышать им, теплым и свежим. Ничего, часа через три или четыре, может, вообще снимут они эти противогазы и зашвырнут из окна куда подальше.

Обнялись все-таки.

— Куда вы? — спросил Сухой.

— Куда угодно. Куда мы, Ань?

— Во Владивосток. Хочу на океан.

— Значит, во Владивосток.

Белую Савельеву шкуру Артем перестелил Ане: надо беречься, ей еще детей рожать. Убрал наган в бардачок. Завел мотор. Хлопнули дверьми.

Сухой наклонился к нему. Попросил опустить стекло. Прогундел в хобот:

— Артем. Не суди людей. Люди не виноваты.

Артем послал ему воздушный поцелуй.

— Пока, дядь Саш. Чао-какао.

Сухой кивнул, отошел. Илья Степанович, ежась, помахал рукой. Больше провожающих не было.

Артем положил руку Ане на коленку. Она накрыла его перчатку своими двумя.

Японка чихнула синим, запела походную и рванула с места — и сразу туда, в волшебный и невероятный город Владивосток, стоящий на теплом шальном океане — через громадную и прекрасную неведомую страну, населенную настоящими живыми людьми.

В спину им был — солнечный ветер.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Хороший был бинокль, немецкий, качественный. На километр хватало с лихвой. Внедорожник провожал японку на осторожном расстоянии до МКАДа, там остановился.

— Отчалил, Алексей Феликсович! — сказал рации Леха. — Дальше вести?

— Что он нам? Пускай валит. Скатертью дорожка, — ответила та. — Все, давай домой.

Записано Шкуркиным И.