Метро

– Алиса, – сказал он. – Пой что-нибудь.

– Что? – спросила девушка.

Она не сказала «зачем?» Только «что?» Почему он попросил ее петь? Денис и сам не знал. Наверное, это было еще одно бегство от пугающей реальности, как и в случае с ингалятором, который – теперь Истомин уже не сомневался в этом – он так и не сможет найти.

– Что петь? – повторила Алиса.

– Что угодно. Лишь бы я слышал, что ты здесь, со мной.

Он прекрасно понимал, что она и так здесь. Но теперь их разделяла темнота. Густой мрак ощутимо давил на плечи, и Денис не видел лучшего выхода, кроме как наполнить его какими-нибудь звуками.

Впрочем, нельзя было сказать, что они оказались в полной тишине, наоборот, грохот, лязг, шум воды и отчаянные крики отражались от стен тоннеля, точно долбили его. Но это было не то, что он хотел слышать.

– «Когда закончится трофейный „Житан“… – дрожащим голоском затянула Алиса. – Когда закончится дождь…»

– «Нам сказали, что можно идти назад…» – подхватил Истомин.

Они оба очень любили Чижа и однажды сходили на его концерт в СДК МАИ.

Помнится, Дениса поразила совершенно особенная атмосфера концерта. Раньше он часто бывал в дорогих клубах, где крутили в основном танцевальную музыку, но эта музыка разобщала.

Она била в уши и заставляла тела конвульсивно извиваться.

Сверкающие спицы софитов разрезали танцпол, как праздничный торт. Ультрафиолет поливал белую ткань немыслимым космическим светом. К концу первого часа человек переставал соображать, кто он и где находится.

В МАИ все было по-другому.

На небольшом возвышении сцены стоял невысокий, плотно сбитый человек с гитарой и пел. И эта музыка действовала не на тело, а на то, что было внутри него. Если руки и ноги начинали подпрыгивать и подрагивать в такт мелодии, то лишь потому, что так хотела… душа, что ли?

Если бы Истомин не относился к высоким словам с некоторым подозрением и опаской, он бы так и сказал.

Музыка Чижа была очень душевной. Она не била, но проникала.

Сначала Денис отнесся к Алисиной идее сходить на концерт немного свысока. Видимо, фамильный снобизм не давал ему покоя.

Но стоило ему услышать «Добрый вечер!» и первые аккорды, как все переменилось.

Они стояли в танцевальном партере, и Истомин сам не заметил, как начал притопывать, прихлопывать и покачивать головой.

К концу третьей песни он решил, что концерт Чижа – это, пожалуй, здорово. Это не самое плохое времяпрепровождение. Скорее, наоборот, не считая, разумеется, секса. С Алисой, конечно же. Ну, а последовательная их комбинация «секс-концерт-секс» была просто восхитительной.

Наверное, у Алисы остались такие же воспоминания, иначе с чего бы она начала петь эту милую песенку, где все так просто и вместе с тем очень непросто?

– «Мы срывали погоны и боль… – выводила Алиса. – Мы палили вверх…»

– «И кто-то из наших не встал… Инфаркт», – заканчивал Денис.

Самым светлым в песне был припев. «Домой!» Но сейчас он звучал совершенно иначе.

Все на свете слова имеют множество смыслов, просто в каждой отдельной ситуации мы видим всего лишь один.

Слово «домой» тоже имеет свой смысл. Но, похоже, они с Алисой угодили в такую переделку, когда оно стало пустым. Бессмысленным.

И все же… Петь стоило. Не надо было останавливаться, хотя бы потому, что…

– Свет! – вдруг закричала Алиса.

Денис не сразу ее понял. Мысли, следуя накатанному ходу, ворочались в голове слишком медленно.

«Там нет таких слов, – подумал Денис. – Она что-то путает».

Он собирался сказать ей об этом, он даже открыл рот, но Алиса продолжала:

– Смотри туда! Там свет!

Сначала она в темноте ткнула его коленом в плечо, а потом уже схватилась рукой, заставляя подняться с пола.

Денис посмотрел и замер. Метрах в тридцати (или сорока… или пятидесяти, он не мог оценить точно) от них действительно появилось голубоватое дрожащее мерцание.

Оно двигалось, но не особенно удалялось. Правда, оно и не приближалось, оно словно бы стояло на месте, покачиваясь из стороны в сторону.

Денис попробовал понять, где оно находится по отношению к ним: ближе к голове или хвосту состава? За эти несколько секунд кромешной темноты он успел утратить ориентацию.

Он постоял, прислушиваясь к глухим ударам, передававшимся на пол вагона. Состав потихоньку сдвигался, причем именно в сторону голубоватого свечения.

Значит…

«Значит, нам нужно туда», – решил Истомин.

– Алиса, держись за меня, – сказал он.

В темноте раздалось шуршание; Денис понял, что это шуршит папка с «ватманами» по дерматину сиденья. Не то чтобы папка была слишком ценной, просто Алиса не хотела оставлять ее здесь.

– Пошли.

Они двинулись вперед.

– Мы не одни, – говорил на ходу Денис, и Алиса – он чувствовал это – одобрительно кивала. – Мы выберемся. Видишь, у них есть свет. Теперь мы обязательно выберемся.

Как ни крути, был в этом нежном голубоватом свечении какой-то символ. Надежда, что ли?

Запинаясь и спотыкаясь на каждом шагу, Денис вел Алису вперед. Он снова стал напевать: «Домой… Ла-ла-ла… Домой… Ла-ла-ла…» Это слово больше не казалось пустым, оно снова наполнилось смыслом.

Они дошли до конца вагона, и тут Алиса задала вопрос, поставивший его в тупик.