Метро

Сравнивая теперь его с собой, она находила неизменные отличия, и эти отличия приводили к необъяснимому волнению. Он казался ей представителем таинственной экзотической породы, его нельзя было отнести ни к одному привычному типу. Его темные жесткие волнистые волосы, которые никогда не носили представители ее рода, могли намекать на что-то южное, но в его чертах не было ничего южного. Верхняя линия губ – что-то такое она видела в старых европейских фильмах. Даше нравились собственные уши – небольшие круглые, плотно прижатые к голове, такие же были у ее отца. Но у Пустовалова были уши сложные, неровные, оттопыренные и они казались ей привлекательными. Ей вдруг подумалось, что именно такие уши и должны быть у мужчины. Его руки, крепкие плечи, ей нравились его плотные ноги в противовес ее худобе, его крупные ладони с гибкими пальцами, его странные губы – чуть приподнятая верхняя из-за выдающейся вперед носогубной впадины и пухлая нижняя, которые растягиваясь, превращались в красивую улыбку, и конечно – глаза. Большие, странные, прозрачно-карие, с огромными радужками, отчего, когда он щурился или улыбался, они превращались в пару сияющих морионов.

В этом черном блеске было много игры, скрытого озорства и обаяния, что она переставала в эти мгновения сомневаться, в своих догадках относительно того, что в основе этого таинственного существа лежит отнюдь не та внешняя холодность, которая обращена к миру. Внутри жил чужеродный огонь, но не тот плотский и крикливый вызванный горячей кровью, а огонь божественного артистизма, способный овладевать душами.

Вглядываясь в эти черты и пытаясь понять, как этот откровенно нестандартный, несоотносимый ни с одним каноном мужской привлекательности и при этом выделяющийся облик может быть так притягателен, она думала, как далеки все эти картины, скульптуры, наивные мифы и образы древних богов. Она не видела и намека на те заявленные «правила», каноны, золотые сечения. Но она чувствовала жар и собственный пульс. Горячий воздух, колебания, волны – вот доказательства, которые не может подменить или воссоздать человек. Разумеется, этот бог опасный, но не суровый или властный вершитель судеб, а веселый и озорной друг, как Локи. Взрывной, притягательный и игривый. Она теперь ни на грамм не верила его напускному равнодушию.

Поднявшись в гостиную, Даша остановилась у стеклянной стены, ее сияющие глаза льдинки были устремлены на Пустовалова, рассказывающего очередную забавную историю из собственной жизни, но вдруг он замер, не закончив фразу и глубоко вздохнул.

Взгляд его больших глаз был прикован к ней, и Даша увидела в них, то, что видела во взгляде французского фотографа и догадалась в чем дело.

А Пустовалов, увидев улыбку на лице Даши, понял, чего недоставало этой красоте, чтобы стать по-настоящему возвышенной и открыл для себя, что он тоже способен влюбляться.

– Почему ты никогда не улыбаешься? – Спросил он с трудом, будто из его легких выкачали весь воздух.

– Так, редко бывает повод. – Смутилась она.

Даже угасающая ее улыбка искрилась сокрушающей красотой, с каждым поворотом головы, каждым взглядом беспощадно нанося удары в сердце.

Они спали в соседних комнатах. Как по заказу – дом предоставил им две одинаковых спальни. Перед обоими открывался потрясающий вид на плато, кромку океана и ночное, но при этом сияющее небо. Где-то среди, этой россыпи, возможно, сияло и Солнце, а может его навсегда скрыла пропасть невидимой части Вселенной.

Даша чувствовала, что проспала много часов – не меньше десяти, но за окном все еще была ночь. Проснувшись, она почувствовала страх, ее пугал дом, и она поняла, что имел в виду тот страшный человек, говоря о мертвом месте.

Она сходила в душ, где без удивления обнаружила две зубные щетки, после чего вышла в гостиную.

Внизу на улице она увидела Пустовалова, который стоял на холме у стеклянной беседки и смотрел в сторону обрыва.

Она спустилась и направилась к нему, разглядывая его подвижную фигуру.

Мрачное аскетичное утро, словно строгая монахиня-надзирательница оттеснило легкомысленные ночные фантазии, Даше было стыдно вчерашних мыслей, они казались чересчур пошлыми, неуместными, она гнала их прочь и боялась, что дом каким-то образом выдаст их.

– Что там? – С напускным равнодушием спросила она.

– Посмотри, – он посторонился, уступая ей место, – вот встань сюда.

Даша поднялась на пригорок и присмотрелась. Вдали, там, где раньше океан сливался с небом, появилась черная полоска.

– Что это? Горы?

– Я забирался на скалы, с другой стороны тоже самое. Оно приближается.

Даша обернулась, посмотрела на него.

«Вот так всегда», говорили ее глаза.

– Оно идет к нам со всех сторон. Словно мы центр притяжения для них.

– Помнишь, что говорил тот человек вчера?

– Что мы умрем, если не выйдем отсюда?

– Что выход там же, где и вход.

– Но как мы вошли сюда?

– Не знаю, вчера все казалось другим.

– Пойдем в дом?

– Да.