Метро 2033: Чужими глазами

Аркадий замолчал, и Техник явственно услышал, как мужчина всхлипывает. Парень никогда не видел охотника плачущим, никогда не слышал от него таких откровений. Техник дружил с Арканом уже давно, но даже он не сумел бы найти правильного подхода к охотнику, чтобы заставить того излить душу. Человек с запечатанным наглухо прошлым, могила чувств и эмоций. На всех его тайнах висели надежные замки, и вскрыть их не получалось еще ни у кого. И вот этой девчонке удалось невозможное. Как? Или, быть может, друг уже чувствовал, что отмеренное ему время в этом мире подходило к концу, и потому решил исповедаться?

– Как сейчас помню этот купол, а по нему звезды ползут, – тихо выдавил охотник. – А потом нас им и накрыло. До сих пор его во сне вижу, купол этот и звезды.

Диана молчала, пораженная услышанным. Может быть, ей никогда никто не рассказывал подобного, не раскрывал душу. Парень придвинулся поближе к товарищу, положил тому руку на плечо.

– Полегче стало, Аркаш? – осторожно спросил Техник. – Долго же ты это в себе хранил. Тяжело все это, понимаю.

– Да, – кивнул охотник. – Думал, с собой в могилу унесу. Спасибо вам, что выслушали, что поняли. Каюсь я во многом. Что детишек тогда не смог спасти, что жену с ребенком будущим не уберег. Что изгоем потом жил, как падаль последняя. Поломал меня тот день, душу из меня вынул. Всегда старался один быть, людей сторонился, избегал. Все сам да сам, думал – один все смогу, все выдюжу. А не получилось вот. Нельзя человеку без людей, никак нельзя. В животное начал превращаться. Ведь зачем вообще жить и что-то делать, если не с кем сделанным поделиться? Если бы не Антошка – озверел бы да застрелился у себя в бомбаре. Нельзя так жить. Каюсь, простите ради бога. Нет у меня теперь никого ближе вас.

– Прощаем, Аркаш, – по-доброму отозвался Техник. – Ты себя только не вини, нет твоей вины во всем этом. А так – еще повоюем. Мы-то с Динкой рядом, не бросим тебя. И Антоху найдем, вот увидишь. Держись, дружище.

– Спасибо, – слабо улыбнулся одними глазами охотник. – Надежду я потерял. Нет хуже ничего, ведь одной надеждой и живет человек. Если бы не вы – сдался бы давно.

– Не сдавайся, – улыбнулся Техник. – Еще побрыкаемся.

Аркан только сейчас понимал, кем он был раньше. Монашеское существование сделало его холодным, вытянуло из сердца сострадание. А сейчас он ощущал, будто начал потихоньку оттаивать. Что-то осторожно просыпалось в душе, шевелилось и неумело, будто ребенок в темной комнате, нащупывало путь к людям. Но сможет ли он теперь жить среди людей после стольких лет одиночества и отчуждения, если Антон действительно погиб? Или уйдет обратно в свою конуру помирать там от страданий и тоски?

– Отдыхай, Аркаш, – твердо сказал Техник. – Поспи хорошенько, я бдеть буду. После полуночи сменишь. И постарайся ни о чем не думать.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Аркадий и лег на кучу тряпья. Диана устроилась на раскладушке и завернулась в спальник. Вскоре девушка задремала и тихонько засопела во сне. Охотник сделал вид, что тоже уснул, и остался наедине со своими мыслями.

Нет, не получалось никак выкинуть из памяти то, о чем он сегодня поведал друзьям. Аркан пытался вспомнить что-то доброе и светлое, а перед глазами стояли картины того страшного дня. Бетонное крошево, перемазанное красным, раздавленные глыбами детские ручки. Снова заболело под сердцем, точно ножиком тупым грудь ковырнули. Его счастье осталось там, в далеком прошлом. Лопнуло, раскрошилось, как купол, звездами на землю осыпалось. И некому уже желания загадывать. Как ни лечило его время – легче не становилось.

Но ведь была и другая жизнь, – тяжелая, одинокая, однако были и в ней редкие всполохи счастья. Аркадий вспоминал, как растил Антона. Как учил его тому, что знал сам. Вспомнил его первые вылазки и ошибки, его детские игры и суждения. Охотник помнил этот страх потерять самое дорогое, от которого просыпался среди ночи. В такие моменты он готов был сделать что угодно, пожертвовать всем – лишь бы сын был жив и здоров. Он нацедил себе самую малость счастливых воспоминаний, и сейчас пил их с упоением, стараясь не думать о настоящем. Он хотел надеяться, и его вера, непотопляемая как ковчег, заставляла его жить. И пускай судьба жестоко отняла у него семью, – кто знает, быть может это проверка на веру?

Дрема подкралась тихо, словно убийца. Незаметно накинула удавку на шею Аркана и потащила его во тьму. В спасительное забвение.

Еще только забрезжил рассвет, и ночная мгла стала медленно таять, а друзья уже собрались в дорогу. Ночь прошла спокойно, и сейчас перед троицей лежал последний отрезок пути. Взметнулась пыль со ступеней, скрипнула входная дверь, и путники отправились в путь.