Зубы скулящего людоеда застучали по металлу, из ноздри потекла зеленая сопля. Вчера, когда Дрожжин впустил тьму в свое сердце, наблюдая за разделкой старухи, огонь внутри не погас, но ледяной мрак заморозил пламя. И теперь настало время окончательного решения.
Нет, в этот миг он казнил не столько предводителя людоедов, оказавшегося трусливым ничтожеством, он стрелял в Орлова, который отнял у него любовь, он стрелял в Светлану, которая посчитала его слабаком, он стрелял в тех мерзавцев, что уверовали в полную безнаказанность, начав последнюю мировую войну, он стрелял и в тех отморозков, которые продолжили культ беспредела после ядерного погрома, он стрелял в себя, наивного и слепого глупца, верившего в свободу разума, он стрелял в человека, ибо человеком больше быть не хотел.
– Смотри мне в глаза! – сквозь зубы проскрежетал Дрожжин. – Я хочу видеть твою тьму!
Визг Рамзеса разнесся во все уголки площадки и ударил в каждого стоящего на ней. И этого звука хватило, чтобы окончательно заморозить пламя, когда-то пылавшее в сердце Леонида. Он нажал спусковой крючок. Ритуальное убийство свершилось.
Казалось, могильная тишина царила вечность, как вдруг из толпы выскочил Данила, злорадно скалясь он пнул мертвеца, и по-собачьи преданно заглянул в глаза новому господину. Но Леонид не оценил поспешную ретивость и ударил «Глоком» наотмашь. Мужичонка охнул и схватился за окровавленную морду, а потом рухнул навзничь.
И тут толпа ожила. Исторгнув озлобленный рык, люди кинулись на Данилу, который завывая от ужаса, попытался вскочить, но не успел: десятки рук обхватили его и принялись рвать на части.
– Держи Ксюху! – заорал кто-то. – Дави шлюху этого гада.
– Смерть гадам! – раздался еще один истошный вопль.
Человеческая масса накинулась на тех, кто особо рьяно выслуживался перед Рамзесом и его бандой, но расправа выглядела даже более мерзкой, чем действия самих бандитов… Среди суматохи смертей, в море людского неистовства, невозмутимость сохранили трое мужчин и одна женщина с красивыми пепельными волосами, стоявшая в отдалении и наблюдавшая за происходящим с нескрываемым отвращением.
– Вот ты, историк, – сказал Валера.
– Я географ, – отозвался Дрожжин.
– Ну ладно, географ, но все равно же образованный человек, – согласился Кислов, – скажи мне, как Наполеон, укротил обезумевшую ораву, когда революция уже давным-давно победила по факту?
Леонид пожал плечами.
– А я тебе скажу: он угомонил их картечью, – отставной капитан взвел курок трофейного дробовика, найденного у каннибалов, и прицелился в голову мужика, оравшего громче всех.
Грянувший выстрел уложил двоих.
– Ты прирожденный вождь революции, – сказал Заквасский, поднял «Макаров» и открыл пальбу.
Дрожжин, недолго колебался и последовал примеру старших товарищей…
Следующую зиму после свержения Рамзеса пережили не все. И далеко не всегда люди умирали от морозов или голода, многие были казнены за рецидивы каннибализма, за воровство, за изнасилования, за драки… А летом Кислов обнаружил в одном из отдаленных районов на западе Таганрога небольшую общину выживших, всего из трех мужчин и пяти женщин. Эти люди не знали о чудодейственном секрете водорослей и потому были обречены. Однако им удалось привести из пригорода корову, нескольких овец и другую домашнюю живность, которая, правда, постоянно болела, но кое-как плодилась. После недолгих переговоров новенькие согласились присоединиться к нуклеарам. Впрочем, особого выбора им никто не предоставлял…
Дрожжин сделал над собой усилие и отогнал воспоминания давно минувших дней. Нужно поторопиться – на Праздник Откровения опаздывать нельзя.
Судья вздохнул полной грудью. Двадцать один год назад случилась ядерная война и восемнадцать прошли с того момента, когда трое безумцев вознамерились из человеческого отребья построить новый мир – мир нуклеаров.
– Что ж… наверное, нам это удалось, – прошептал Леонид.
Глава 19
Что же в последний момент защищает надёжней доспеха?
Как только на высоких облаках погас последний луч, и они из сияющих вуалей превратились в грязноватые тряпки, развешанные на просушку под темно-синим потолком неба, по набережной побежали ручейки огней: выбранные от кланов юноши и девушки с факелами в руках бросились поджигать сложенные в пирамидки дрова. Факельщики соревновались друг с другом и стремились перекрыть однажды поставленный рекорд – тридцать два костерка.
Нуклеары, за ними пара десятков «прощенных», а затем и остальные люди, положив правую руку на плечо впереди стоящего, выстроились в длинную цепочку, конца которой Олег не увидел, потому что Каур, подмигнув: «Пользуйся привилегией, ты же новичок в общине!» – отвела его в самое начало. Достаточно быстро они продвинулись к тройной колонне, над которой парил ангел-защитник города. Там уже пылали три огромных костра; возле них каждый получал ритуальную еду. Несмотря на большое число участников праздника все действо причащения проходило в абсолютном молчании, и только слова руководителей общины разносились в торжественной тишине.