Метро 2033: Под-Московье (сборник)

Радиальная станция Парк Культуры по сравнению с богатой, хорошо освещенной кольцевой станцией, принадлежавшей Ганзе, выглядела полутемной и почти нежилой. «Вот сразу разница чувствуется, – подумала она. – Кольцевая-то понарядней будет. Там между светло-серыми колоннами арки полукруглые, и в промежутках между ними овальные картинки, на которых люди изображены. Хотя от этого великолепия, да еще при ярком освещении, глаза режет. А на радиальной станции колонны квадратные, высокие, зато кажется, что здесь просторнее. И каждая колонна словно еще раз отражается в стене напротив, покрытой кафелем, надраенным до блеска». А еще ей понравились два мостика над путями. На один из них они и поднялись по ступенькам, повернули – там обнаружилось служебное помещение, отгороженное белыми пластиковыми обшарпанными панелями. На них даже сохранились полустершиеся картинки – правда, разобрать уже почти ничего нельзя было, но она успела прочитать непонятное слово «сэндвич», а картинка явно имела отношение к еде. У нее даже в желудке заурчало. Может, это их столовая? Было бы неплохо.

Седой открыл облезлую дверь и пропустил ее в небольшое помещение, куда, кроме него, протиснулись еще двое. Первый – светловолосый парень с короткой стрижкой, чуть полноватый, в новенькой военной форме. Лицо у него было, пожалуй, приятное и открытое, но при этом какое-то вялое, а серые глаза глядели сонно и безразлично. Казалось, по поводу происходящего вокруг него он испытывает только скуку. «Рохля какой-то, – подумала она, – но так даже лучше. Наверное, начальника какого-нибудь сынок – оттого и раскормленный». Подавляющее большинство жителей вечно голодной Красной Линии выглядели куда более истощенными.

Другой был тощим, щуплым, с морщинистым лицом и выглядел так, словно постоянно принюхивался. Он все время нервно переминался с ноги на ногу, и она мысленно окрестила его Топтуном. Она любила давать нанимателям клички – про себя, конечно. Потому что иной раз они гибли так быстро, что запомнить имена и фамилии она не успевала.

Тут же ясно стало, что она ошиблась, – в помещении обнаружилось только несколько ободранных пластиковых стульев. Значит, на кормежку пока надеяться не приходилось.

Топтун, оглядев ее, недовольно сморщился. «Противный тип, конечно, – подумала она, – но вряд ли опасный. С таким в случае чего можно справиться без труда…»

Седой назвал ей их имена – впрочем, она особо не прислушивалась. Разобрала только, что Рохлю, кажется, зовут Пашей.

– А зачем было бабу нанимать? – подозрительно спросил Топтун. – Что, мужиков подходящих не нашлось?

– Она тоже не промах. И к тому же видит в темноте, – пояснил Седой.

Услышав это, Рохля с некоторым любопытством поглядел на нее. Топтун же сморщился, словно хлебнул кислого.

– Так она из этих, – пренебрежительно констатировал он, словно бы ее здесь и не было.

Она знала и терпеть не могла эту манеру нанимателей – заранее охаять, чтоб потом смотреть свысока. Не иначе как поторговаться хотят. Ничего, она стерпит. Но за каждый косой взгляд им придется заплатить дополнительно. Пусть не думают, что мутанты – существа второго сорта.

Впрочем, она почти ничем не отличается от обычного человека. Но в том-то и загвоздка – в коротеньком слове «почти». Разница практически неразличимая, в критических обстоятельствах могла стать роковой. Всегда легче в трудную минуту пожертвовать жизнью мутанта, утешаясь тем, что он, в сущности, не совсем человек. Даже если очень похож.

Но сейчас она не собиралась вести с ними беседы о правах мутантов. Не тот был момент, не та обстановка.

Топтун, казалось, наконец справился с разочарованием. Лишь напоследок выразительно вздохнул, пожал плечами и закатил глаза, словно показывая, что выбор не одобряет, да что ж теперь делать.

– Еще кто-нибудь идет с нами? – спросила она.

– Да, еще сталкера прихватим и ботаника одного, – ответил Топтун.

– Это кого? – настороженно спросил Седой.

– Серега собирался с нами. Пусть идет. Вдруг и впрямь ученых найдем – ему хоть будет с кем потолковать на равных, вспомнить былое, – усмехнулся Топтун.

Седой как будто успокоился при этом известии.

– Ну, пусть идет, – согласился он.

– А откуда пойдем – с Киевской? – спросила она.

– Ты смотри – разбирается! – довольно хмыкнул Седой. – Нет, Катя, у нас другой план. Хотим по подземному туннелю пройти.

И увидев изумление в ее глазах, пояснил:

– От Спортивной один туннель отходит, который ведет в направлении Университета.

Развернув сложенный вчетверо тетрадный лист, он показал непонятную схему:

– Вот видишь, некоторые думают, что он прямо через подвалы Университета проходит. Метро-Два, слышала про такое? А если нет, то хотя бы где-нибудь на Воробьевых горах окажемся, – он ткнул пальцем в чертеж, – а отсюда уже рукой подать. Господи, как давно я не был в тех местах! – вдруг с чувством сказал он. – Самому не верится, что снова увижу Воробьевы горы.

Она усмехнулась про себя. Рожденные до Катастрофы помнят много лишнего. В этом их сила – и в этом их слабость.

– Только вот что с воротами будем делать? – хмыкнул Топтун.