Очнувшись в следующий раз, Кошка и вправду почувствовала себя лучше. Сталкеры отпаивали ее чаем, а заодно расспрашивали и сами делились впечатлениями. В центре бывать им случалось нечасто, поэтому интересовало их все. Отбили ли атаку черных, которые, по слухам, пытались прорваться на ВДНХ? Держится ли еще Полис? Чем кончилась очередная стычка красных с фашистами? А еще они очень удивлялись, что Кошка выбрала себе такое неженское занятие.
– И откуда же ты такая взялась? – спрашивал Меткий Глаз, самый любопытный.
Кошка выдала привычную версию – о детстве на плантациях Динамо. Она старалась поменьше рассказывать о себе, зато охотно удовлетворяла их любопытство относительно опасностей центральных туннелей, рассказав и про Путевого Обходчика, и про Мамочку, и про Невесту, и про морлоков в Мертвом перегоне.
– У нас тут тоже всякое бывает, – сказал Меткий Глаз. – Ты, когда шла от Шаболовки, никого в туннеле не встретила?
– Попался один чудной тип по дороге, – нехотя созналась Кошка. Сталкер нахмурился и попросил ее описать странника. Выслушав, он переглянулся с Капитаном:
– Думаешь, Гастролер?
– Вряд ли, раз отпустил ее живой. Так, бродяга какой-нибудь.
– Он сказал, что ему надо слушать голоса мертвых, – вспомнила Кошка.
– Не, точно не Гастролер, – убежденно сказал Меткий Глаз. – Тот никого не слушает – ни мертвых, ни живых.
– Да кто такой этот Гастролер? – спросила Кошка. И Меткий Глаз рассказал, что это легендарный неуловимый бандит, который чуть ли не со времен Большого Беспредела скитается по туннелям. Причем он мастерски меняет внешность – может переодеться старухой, прикинуться челноком, красным, фашистом, да кем угодно.
– А как узнать тогда, что встретилась именно с Гастролером? – спросила Кошка.
– Если б ты и вправду с ним встретилась, ты бы уже никогда ничего не узнала. И никаких вопросов не задавала бы, – сказал Меткий Глаз. – Лежала бы себе с перерезанным горлом. А еще он всегда оставляет поблизости знак – такую рожицу улыбающуюся, смайлик, как раньше говорили. В общем, главное правило – никому в туннелях не доверяй. Ни мужчине, ни женщине, ни ребенку…
Они с Капитаном вновь принялись расспрашивать Кошку о центральных станциях. Больше всего их интересовали не байки о призраках, а монстры, которые водятся в туннелях.
– Ух, за мной как-то раз одна тварь гналась отсюда чуть ли не до самого Ленинского проспекта! – вспоминал Меткий Глаз. – И как она в туннеле-то поместилась? Чуть ли не весь туннель собой перекрыла, да еще и передвигалась скачками. Я уж не думал, что живым от нее уйду.
– Один шанс из ста, – подтвердил капитан Вероятность.
– А как она называется? – спросила Кошка.
– Да хрен ее знает. Мне один сталкер сказал, что он такую тоже видел – как раз в ваших краях. И название сказал, да только я тут же забыл – мудреное очень. Кажется, от слова «харя». И вправду, харя та еще! Такую увидишь – заикаться начнешь. Да и на фига мне ее название – мне с ней не здороваться. Хорошо хоть с тех пор не попадалось больше таких – видно, случайно забрела. Мы тут стараемся туннели контролировать, поэтому у нас нечисти всякой не так уж много. Вот в центре, говорят, мутанты кишмя кишат. Например, говорят, там где-то кошки очень жуткие водятся.
Кошка сперва вздрогнула. Но когда сообразила, что сталкер не ее имел в виду, поняла, о чем он спрашивал, и кивнула:
– Кошки Куклачева. Они живут не очень далеко от станции Кутузовская Филевской линии – той, которая занята мутантами.
– А ты их видела? – спросил Меткий глаз.
Кошка поколебалась, потом кивнула:
– Я однажды проходила там, недалеко от стеклянных башен. Меня научили, что если хочу посмотреть на кошек и остаться живой, то нужно им принести какую-нибудь добычу. Или еду. И я разорила гнездо вичухи. Там было трое птенцов.
– Ну, ты отчаянная! – пробормотал Меткий Глаз. – Могла бы запросто жизни лишиться.
– Один раз вичуха у меня на глазах унесла человека, – упрямо сказала Кошка. – И это был не самый плохой человек из тех, кого я знала. С тех пор у меня к ним свой счет.
– Ну, а дальше что было?
Кошка задумалась. Как рассказать им о своих ощущениях? О том, зачем она вообще затеяла эту авантюру? Все из-за прозвища, которое ей дали на Китай-городе, из-за лохматого уха, от которого теперь остался лишь шрам, ноющий к перемене погоды. Она, конечно, понимала, что это бред, что не могут четвероногие быть ей родней, но где-то в глубине души брезжила слабая надежда – вдруг да примут за свою? Было так невыносимо чувстовать себя везде чужой, что она согласна была на любых друзей – даже тех, которые не умеют говорить, – лишь бы приняли в стаю и были к ней добры…
– Ну, так как встреча-то прошла? – не отставал от нее Меткий Глаз.