Три девчушки лет по шести, рыжие и черноволосая, останавливаются возле широкого рабочего стола под навесом, перешептываются и хихикают. Ленька заканчивает покрывать деревянную рамку светлым пахучим лаком и не поднимает головы.
— Отличная рамка получилось, стажер! — с одобрением кивает подошедший Митяй и выбирает из своих кудрей свежие стружки. — Вот что значит — руки из нужного места растут.
— Руки у человека всегда из нужного места растут, — с удовольствием повторяет Ленька слова отца Георгия. — Разуменья только не всегда хватает.
Митяй фыркает, и девчонки, глядя на него, заливаются звонким хохотом.
— Танюшка, ну что тебе здесь надо?
— Мама просила, чтобы ты в школу зашел, — щебечет черноволосая Танюшка. — Она сейчас там.
— Ладно, верстак приберу только.
— А вечером к нам придешь? А сказку нам расскажешь? Про дона Леонсио, ты же обещал!
Глаза Леньки в буквальном смысле на лоб лезут.
— Беги давай, и подружек своих прихвати, — бурчит Митяй, избегая встречаться с Ленькой взглядом. — Расскажу, расскажу…
Девчушки взвизгивают, хватаются за руки и вприпрыжку уносятся к жилому бункеру.
Митяй садится на скамью рядом с Ленькой и тягостно вздыхает.
— Как вы не вернулись и на второй день, меня тетка к себе зазвала. Мол, Танюшка сутки уже с температурой, все ревет и никак не успокоится, а она же… чуткая, ты знаешь… Слово за слово, расскажи сказку… ну, я и понес невесть чего: «Давным-давно жил да был в нашей стране один благородный кабальеро по имени Леонсио»… А потом ничего не помню, только «зарядил дон Леонсио свой верный автомат, взял три запасных рожка, сидор с едой на сутки, флягу с водой и отправился вызволять из заточения прекрасную даму и двух ее маленьких пажей»…
Митяй умолкает, проводит ладонью по лбу. Потом протягивает руку и берет со стола фотографию, для которой Ленька по поручению начальника Базы только что закончил мастерить новую резную рамку.
На снимке стоят и улыбаются четверо. Мужчина в военной форме подполковника, женщина в желтом летнем сарафане, паренек лет десяти и пятилетний мальчуган.
Между мальчишками гордо расположился большой воздушный змей. На его черном полотнище нарисована алая буква Z и печатными буквами криво написано «Зорро».
Юрий Харитонов
«Родственные души»
В две тысячи тридцать третьем, или просто тридцать третьем, если вести отчет от начала Новой Эры для человечества, некий Артем, съедаемый муками совести и угрозой гибели его станции, пускается в опасное путешествие по всему Московскому метро, в поисках выхода… После чего, вдохновленные его отвагой и самоотверженностью, по всей стране, да чего уж греха таить, и по всему миру начинают появляться герои, пытающиеся бороться с окружающей действительностью, старающиеся повернуть время вспять, исправить ошибки прошлого, но…
Но эта история совсем не об этом! Ибо кроме героев есть и обычные люди, чувства и мысли которых не менее важны в общей канве истории, в общем восприятии мира и безумств, творившихся, когда люди лишились всего…
Не буду больше задерживать ваше внимание на очевидном, лучше начну свой рассказ, временами безжалостно комкая его, как бумагу, дабы получше описать более интересные вещи.
Темка, обычный двенадцатилетний мальчик, переехал на эту не особо отличающуюся от остальных станцию дней десять назад. Вместе с отцом Виктором, которого предприимчивый Начальник Петр Анатольевич переманил к себе высокими посулами и обещаниями, но которые были понятны лишь отцу Артема. Но никак не самому подростку.
Отношения со сверстниками не сложились с самого начала, на что отец никакого внимания не обращал, ввиду тяжелой работы и своим собственным взглядом на жизнь.
— Мир сейчас такой, Тема. — Говорил он в те редкие минуты, когда бывал наедине с сыном. — Не правильный. Так что, чем раньше потреплет тебя судьба, тем лучше. Жизнь ведь она лучший из учителей. А ладно, — махал рукой он, когда видел так и не успокоившегося парнишку, и снова убегал на работу.
Темке же ничего другого не оставалось, как издали смотреть на игры своих сверстников, да стойко сносить подколы и побои во время школьных перемен. И пока не мог он понять, как изменить свою жизнь к лучшему. Он был изгоем, пришедшим на территорию местных пацанов, и пока не был ими принят. Ему ничего не оставалось, в ожидании уставшего отца, который тут же практически заваливался спать, как вновь перечитывать несколько книжек, которые чудом сохранились после переезда, либо уходить в сторонку от всех и садится, как он любил, на край перрона и пялиться на рельсы, исчезающие в темноте.
Это странным образом успокаивало и заставляло думать. Обдумывать прошедшее за день и прошедшее за последние несколько лет, с тех пор как не стало мамки…