Метро 2033. Выход силой

Игорь искал слова; спать снова расхотелось. Да, пусть он и сам только что купил эту девушку, купил ее тело, но… Отчего-то показалось ему вдруг страшно несправедливым все, что с ней происходит. Так ему оказалось с ней хорошо, такую благодарность к этому хрупкому созданию он почувствовал, что теперь думать, как ею пользуются другие, было тяжело, неприятно.

— Ты не игрушка! Не для меня… Сволочи те, кто такое говорят! — запротестовал он.

— Мои родители так говорили. Меня и сестер так воспитывали. — Она слабо улыбнулась, но в уголке глаза собрались росинки; прорвавшись, сбежала слеза.

— Расскажи, — потребовал юноша.

И она рассказала.

Как жила на отдаленной небогатой станции в большой «семье», как ее с детства готовили стать жрицей любви, как исчезали навсегда старшие девочки, когда им исполнялось пятнадцать, и неведомо откуда появлялись крохи-несмышленыши, еще даже не умевшие говорить… Игорь слушал эту горькую исповедь и только сжимал и разжимал в бессильной злобе кулаки.

— Я тебя уведу отсюда, — пообещал он, когда Инга завершила историю своей недолгой жизни.

— Ты так богат? — улыбнулась она сквозь слезы, дрожащие на длинных ресницах.

— Разве это важно? — нахмурился Игорь.

— За меня заплачены немалые деньги, и хозяин не отпустит меня так просто, — вздохнула она.

— Этот прилизанный слизняк внизу? Да я его…

— Хвастунишка… — Узкая девичья ладошка погладила Игорев бицепс. — Пьеро не хозяин, он такой же работник, как и я. И он тоже отрабатывает долг. И все остальные девчонки, и Степан-коридорный. Мы все заложники. И вырваться просто так отсюда нельзя. Не дразни меня, в моем положении вредно мечтать. Давай больше не будем об этом. У нас так мало времени…

— Все равно ты здесь не останешься, — упрямо сказал Игорь, уступая ласке и опускаясь на смятые простыни. — Обещаю.

— Ты спасешь меня от дракона? — Инга засмеялась серебряным колокольчиком, и Игорь закрыл глаза.

По коридору словно пронесся ураган, — они не стали отвлекаться, — но еще через несколько минут в дверь загрохотали чьи-то кулаки.

— Открывай! Открывай сейчас же!

Игорь метнулся к автомату, вспомнил, что тот не заряжен, попытался вспомнить, куда дел шпагу, но комната уже заполнялась людьми. Его грубо схватили за руки, ударили по лицу…

— Кто таков? — Голого, избитого, крепко держа за руки и плечи, его поставили перед облаченным в черную форму громилой с угрюмой харей, на которой было столько шрамов, что казалось, будто она вся сшита из лоскутов.

— Фальшивыми платит, сволочь! — ввинтился сбоку давешний Пьеро, сжимая в кулачке Игоревы патроны. — Мошенник!

Угрюмый отодвинул человечка, будто лишнюю вещь, и повторил вопрос:

— Кто такой? Откуда прибыл?

— Пошел ты, — улыбнулся Игорь разбитым ртом. Если на Первомайской не все знают, что есть на свете Черкизон, то и в Черкизоне не каждому надо знать, что существует Первомайская. Отправят экспедицию за рабами — отобьется ли Батя и его дружина?

— Расскажешь…

Скроенный повернулся, словно собираясь уйти, но вместо этого резко крутанулся на пятке и вломил Князеву ногой под дых. Игоря скрутила в узел чудовищная боль. В голове будто взорвался черный шар, и Игорь полетел во тьму…

* * *

Ключ загрохотал в замке железной двери с глазком. Князев очутился на пороге тесного вонючего помещения, заставленного трехъярусными полками. На них сидели и лежали люди — много людей. В воздухе пластами висел сизый дым — многие из сидящих курили, хотя и без того дышать в помещении было нечем: у старшины запершило в горле, будто кошки изнутри когтями драли.

— Ты уж или сюда, или туда, — пробасил один из обитателей камеры. — Закрой дверь — весь кайф выходит.

Князев сделал шаг вперед, и дверь с грохотом закрылась, оставив его один на один с этими людьми.

— Иди сюда, служивый, — продолжал все тот же персонаж: жилистый крупный мужчина с покрытой редким седым ежиком головой. — Расскажи нам, болезным, о своем горе-злосчастье.

Одежду избитому Игорю все-таки вернули, обшарив карманы дочиста, но старшинские лычки на плечах не тронули.

У порога лежала белоснежная тряпица, и парень просто перешагнул ее, чтобы не пачкать своими далеко не блестящими сапогами. Сидельцы переглянулись.

— Ну, это понятно, — пресек седой шепотки. — За что за гребли тебя, солдатик? Не стесняйся, ответь — здесь все свои.

Послышались смешки.

— Да патронами он вареными фарцевал, — заявил тощий нескладный тип с верхней полки нар, стоящих у самой двери.

Игорь изумился: пока он торчал в предбаннике, где рыхлый невыспавшийся субъект в черном заполнял бумаги и выполнял прочие формальности, весть о его прибытии уже его обогнала. Тюремный телеграф самый быстрый.

— Фармазон, значит, — констатировал седой. — Людей объегоривал? Неуважаемая статейка, дорогой. Эй, ты, сявка! — окликнул он человечка, скрючившегося под нарами, стоящими у двери. — Освобождай плацкарт. Замена тебе пришла.

Какой-то помятый, смазанный человечишко на четвереньках порскнул к хозяину камеры, но тот лениво отпихнул его ногой, и он под общий хохот скрылся под другими нарами.