Метро 2034

Вскоре во мраке, которым была затянута камера, обнаружилась дырка — стеклянный глазок в двери. Все прочее оставалось невидимым, но и этой прорехи Саше хватило: осторожно ощупывая черноту вокруг себя, она подползла к двери и обрушила на нее свои легкие кулаки. Та отозвалась, загремела, но, как только Саша оставила ее в покое, тишина вернулась. Охрана не хотела слышать ни грохота, ни Сашиных криков.

Время вязко текло вперед.

Сколько их продержат в плену? А может, Леонид нарочно привел ее сюда? Хотел отделить ее от старика, от Хантера? Вырвать из связки, заманить в ловушку? И все это только для того, чтобы…

Саша заплакала, уткнувшись в рукав: он впитывал и влагу, и звуки.

— Ты когда-нибудь видела звезды? — послышался голос, все еще нетрезвый.

Она не отвечала.

— Я тоже только на фотографиях, — сказал ей музыкант. — Солнце-то еле пробивается сквозь пыль и облака, а им на это не хватает сил. А сейчас проснулся вот от твоего плача и подумал, что вдруг увидел настоящую звезду.

— Это смотровой глазок. — Она проглотила слезы, прежде чем ответить.

— Знаю. Но вот что интересно… — Леонид кашлянул. — Кто же тогда на нас раньше смотрел с неба целой тысячей глаз? И почему отвернулся?

— Никого там никогда не было. — Саша тряхнула головой.

— А мне вот всегда хотелось верить, что кто-то за нами приглядывает, — раздумчиво произнес музыкант.

— Даже в этой камере до нас никому нет дела! — Ее глаза снова набухли. — Ты это подстроил, да? Чтобы мы не успели? — Она снова забарабанила в дверь.

— Если ты считаешь, что там никого нет, зачем стучать? — спросил Леонид.

— Тебе плевать, если все больные погибнут!

— Вот такое от меня впечатление, да? Обидно, — вздохнул он. — Но ты тоже, по-моему, не к больным рвешься. Боишься, что если твой возлюбленный отправится их резать, сам заразится, а лекарства-то нет…

— Неправда! — Саша еле держалась, чтобы не ударить его.

— Правда, правда… — Леонид пискляво ее передразнил. — И что в нем такого?

Саше не хотелось ничего ему объяснять, вообще с ним говорить не хотелось. Но она не смогла удержаться.

— Я ему нужна! Действительно нужна, без меня он пропадет. А тебе нет. Тебе просто играть не с кем!

— Ну, положим, ты ему нужна. Не то, чтобы сильно, но не отказываться же… А тебе-то он зачем, этот санитар леса? Злодеи привлекают? Или хочешь спасти пропащую душу?

Саша умолкла. Ее задело то, с какой легкостью музыкант читает ее чувства. Может, в них не было ничего особенного? Или это потому, что она не могла их скрыть? То тонкое, неосязаемое, что у нее не получалось и облечь в слова, из его уст звучало обыденно и даже пошловато.

— Ненавижу, — наконец выговорила она.

— Это ничего, я себя тоже не особо, — усмехнулся Леонид.

Саша села на пол. У нее снова потекли слезы — сначала от злости, потом от бессилия. Пока от нее что-то зависело, она не собиралась сдаваться. Но сейчас, в глухом карцере и с глухим спутником, у нее не оставалось шансов быть услышанной. Кричать не имело смысла. Стучаться не имело смысла. Уговаривать было некого. Ничто не имело смысла.

А потом на миг перед ней вдруг встала картина: высокие дома, зеленое небо, летучие облака, смеющиеся люди. И горячие капли на ее щеках показались ей каплями того самого летнего дождя, о котором ей рассказывал старик. Еще секунда — и наваждение исчезло, оставив после себя только легкое, волшебное настроение.

— Хочу чуда, — упрямо, с закушенной губой, сама себе сказала Саша.

И тут же в коридоре громко щелкнул тумблер, а камеру затопило нестерпимо ярким светом.

***

На десятки метров от входа в священную столицу метро, мраморную усыпальницу цивилизации, вместе с белыми лучами ртутных ламп распространялась благостная аура спокойствия и процветания. В Полисе не берегли свет, потому что верили в его магию. Обилие света напоминало людям об их прежней жизни, о тех далеких временах, когда человек еще не был ночным животным, не был хищником. И даже варвары с периферии тут вели себя сдержанно.

Блокпост на границе Полиса больше был похож не на укрепление, а на проходную в советском министерстве: стол, стул, два офицера в чистой штабной форме и при фуражках. Проверка документов, досмотр личных вещей. Старик нашарил в кармане паспорт. Визы вроде бы отменили, трудностей возникнуть не должно. Протянув офицеру зеленую книжечку, он покосился на бригадира.

Погруженный в себя, тот, кажется, не расслышал вопроса пограничника. Да был ли у него вообще паспорт, засомневался Гомер. Но если нет, на что он рассчитывал, так спеша сюда?

— Повторяю в последний раз, — офицер положил руку на лоснящуюся кобуру, — предъявите документы или немедленно покиньте территорию Полиса!

Гомер был уверен: бригадир так и не понял, чего от него хотят, и отозвался только на движение пальцев, ползущих к кнопке на кобуре. В одно мгновенье выйдя из своей странной спячки, Хантер молниеносно швырнул вперед раскрытую ладонь и вмял постовому кадык. Тот, синея, хрипя, рухнул навзничь вместе со стулом; второй бросился бежать, но старик знал — не успеет. В руке Хантера, будто туз из рукава шулера, возник вороненый палаческий пистолет, и…

— Подожди!