Метроном. История Франции под стук колес парижского метро

Всемирная выставка 1876 года — счастливые мгновения для процветающей Франции. По этому случаю на Марсовом поле из металла, стекла и кирпича воздвигнут гигантский круглый дворец. Легкое строение смелых и современных форм становится сердцем нового Парижа. Первого апреля сам император объявляет о начале коммерческой мессы. Погода изумительная, солнечные лучи играют на стеклах, и с раннего утра у входов собирается огромная толпа. Здесь представлены производство и технологии всех цивилизаций, можно полюбоваться локомотивами последних моделей, индийскими вигвамами, японскими бумажными домами и познакомиться с удивительными возможностями использования электрической энергии. Сорок две тысячи участников экспонируют на выставке свои изобретения и изделия. Каждая страна желает явить свою мощь: английский стенд сделан в форме высокой золоченой пирамиды, символизирующей запасы золота, которые извлечены в Австралии[105], и, что могло бы обеспокоить, Пруссия демонстрирует здоровенную пушку Круппа. Никто не усматривает здесь ни вызова, ни угрозы, все помышляют только о празднике.

Заступы и лопаты уничтожили грязные закоулки и темные тупики. Теперь город пересекают широкие и просторные проспекты, великолепные улицы, по бокам которых высятся многоэтажные каменные дома с фасадами, увенчанными закругленными черепичными крышами. По ночам свет газовых рожков заливает Париж, создавая возможности для непрекращающихся праздничных гуляний. Новым модным местом ночного времяпровождения становится большой бульвар — полный шарма проспект, начинающийся у площади Мадлен, и столь длинный, что доходит до Шато д’О[106], пересекая при этом великолепный квартал Опера, последнее свидетельство османовских честолюбивых стремлений в Париже. Это прогулка вдоль верениц кафе с комфортабельными уютными залами, в которых встречаются всевозможные знаменитости и элегантный люд.

В преизбытке веселья город то и дело дает балы и обеды, которые соперничают в великолепии. На сон времени не остается, Вторая империя хмелеет по расписанию, как о том свидетельствует в своей забавной хронике светский обозреватель Анри де Пен: «Обед назначен на 7.30, спектакль — на 9 часов, начало бала — в полночь, ужин — от 3 до 4 утра, а после уж сон, если удастся заснуть и если останется время».

Императоры, короли, принцы, промышленники стекаются в этот бешеный Париж. Куда ни повернись, отовсюду доносится: «Ваше высочество»; здесь русский царь встречается с турецким султаном, королева Голландии — с королем Италии, король Пруссии — с хедивом Египта[107], и думаешь в конце концов, что умиротворенная вселенная в полной эйфории шествует навстречу всеобщему миру.

Три года спустя, в 1870, беззаботная Вторая империя рухнула во время Франко-прусской войны, развязанной из-за мечтаний о великой Германии, к воссозданию которой стремился Бисмарк. В июле французская столица готовится к войне, однако, с энтузиазмом. На больших бульварах шумно приветствуют мобилизованных солдат, женщины чествуют завтрашних героев, трактирщики-патриоты угощают дешевым вином людей в униформе…

Крах, увы, неотвратим. Французские войска терпят поражение, император взят в плен в Седане. В воскресное утро 4 сентября ясное солнце последних дней лета столь ярко сияет над Парижем, что город, кажется, трепещет под синим небом. При известии о бедствии разгневанная толпа собирается на площади Конкорд; народ крушит символы прежнего режима[108].

Императрица вынуждена бежать вместе с последними людьми, сохранившими ей верность, — австрийским и итальянским посланниками. Несколько человек пересекают галерею Дианы, входят в павильон Флоры[109], затем в Лувр и, наконец, попадают в его большую картинную галерею. Через несколько минут императрица останавливается перед картиной Жерико «Плот „Медузы“» и, глядя на скрюченные тела, роняет:

— Этого нельзя понять.

По ее лицу текут слезы.

Сквозь маленькую дверь она выходит на площадь Сен-Жермен-л’Осеруа. Подъезжает фиакр, бывшая императрица садится в него, и он медленно удаляется. В первое время Евгения находит приют у своего дантиста-американца, живущего в Булонском лесу, а потом эмигрирует в Англию.

Вновь объявлена республика, но ей не удается остановить войну. Столицу бомбардируют. Смерть разит случайно, погребая под развалинами домов целые семьи. Полностью разрушены крыши Инвалидов, Пантеона и Сорбонны. Повсюду царит смятение, пруссаки сжимают тиски. И вот уже город полностью изолирован, начинается осада. Еще можно куда-то выбираться, все-таки Париж есть Париж, люди приглашают друг друга на трапезы, носящие название обедов, где вам подают великолепную крысу, приготовленную на пару, и такую же красную, как и блюдо, на котором она лежит; ее хвостик поднят вверх, как труба, и — милая деталь — мордочка слегка посыпана петрушкой.