Несколько месяцев спустя Пикассо, всегда открытый разным влияниям, сделал и другое важнейшее открытие. В тот вечер он обедал на набережной Сен-Мишель, у прославленного фовиста Анри Матисса. Само собой, говорили об искусстве. Вдруг Матисс взял с полки деревянную африканскую статуэтку и протянул ее Пикассо, — она оказалось для него первой в этом роде. Пабло ничего не сказал, но весь вечер не выпускал ее из рук, вопросительно устремив взгляд на потемневшее дерево и лаская рукой чистые линии. Он вновь ощутил ту же взволнованность при виде прекрасного, что и в Лувре, рассматривая древние иберийские статуэтки.
На следующий день с раннего утра пол его мастерской Бато-Лавуар уже усеян листами бумаги. На всех с постоянством повторяется один и тот же крупный рисунок, начертанный углем в неистовстве горячки: одноглазое женское лицо с длиннейшим носом, который срастается со ртом.
Пикассо бьется над своей новой картиной шесть месяцев подряд. Наброски, попытки, бесконечные пробы: влияния африканского искусства, иберийских статуэток, Сезанна сливаются воедино, давая рождение новому, волнующему и поразительному произведению.
Наконец, в 1907 году друзья Пикассо приходят в Бато-Лавуар, чтобы посмотреть на его огромное странное полотно под названием «Авиньонские девушки». Зрители кивают, глядя на изломанные линии, деформированные тела, розовые тона, сменяющиеся более темным колоритом… Никто еще не знает, что в истории искусства эта картина открывает XX век. Сейчас революция начинается на холмах Монмартра, спустя некоторое время она охватит театр Шан-Элизе, а уж оттуда распространится по всему миру…
ЧТО СТАЛО С БАТО-ЛАВУАР?
12 мая 1970 года, около половины третьего, на центральный штаб пожарной охраны обрушилась лавина телефонных звонков. В Бато-Лавуар начался пожар…
Когда облако дыма рассеялось, все увидели, что от просторного здания осталась куча обломков, дымящихся вокруг обугленного остова. Художник Андре Патюро, один из жильцов, оглушенный быстротой, с которой разыгралась драма, в отчаянии без конца твердил одно и то же:
— Ужас, я все потерял! Все, что сделал! Всю мою жизнь… Я был в своей мастерской на первом этаже и писал картину, как вдруг густой дым заполнил все помещение…
Через пять лет после пожара Бато-Лавуар отстроили, сохранив почти неизменным уцелевший фасад. Сегодня двадцать пять удобных мастерских и изящно отделанные квартиры заменили прежнее жилье. Всегда закрытая дверь, снабженная строгим домофоном, выходящая на улицу Равиньян, останавливает визитера, который с грустью вспоминает о том, что этот домишко был некогда открыт всем ветрам.
Вернемся на Елисейские поля. Миновав Рон-Пуан, не пойдем дальше по проспекту, который прямо направляется к Триумфальной арке, но остановимся на его левой стороне у дома 25: это бывший особняк маркизы Паивой, русской авантюристки высокого полета. Перед вами один из редких памятников, сохранившихся на Елисейских полях от Второй империи, расположенный в роскошном квартале, куда рестораны и зеленые аллеи привлекали нарядную толпу. В начале XX века для наездников, колясок, фиакров, позднее — первых автомобилей проехаться по Елисейским полям было верхом великолепия и изысканности!